В первые дни февраля 1923 года резко похолодало. Ледяные ветры проносились над равниной, завывая в оврагах и ломая ветви деревьев. Прерия стала тверда как камень, с неба пропали птицы, а Солнце-Отец казалось бледным и далеким.
Двое мужчин в это время охотились в четырех милях к северо-западу от Фэрфакса, когда заметили на дне скалистой котловины машину[181]. Не решившись подойти самим, охотники вернулись в город и сообщили властям. Для расследования прибыли помощник шерифа и городской маршал. В закатном свете они спустились по крутому склону к машине. Окна, как часто в автомобилях той эпохи, были закрыты шторками, и «Бьюик» напоминал черный гроб. С водительской стороны, однако, кое-что просматривалось, и помощник шерифа заглянул внутрь. За рулем угадывалась сгорбленная фигура мужчины.
– Пьяный, наверное, – сказал помощник шерифа[182].
Однако когда он открыл дверцу, то увидел кровь на сиденье и на полу. Мужчину застрелили в затылок. Угол входа пули и отсутствие оружия исключали суицид. «Я сразу понял, что это убийство», – вспоминал впоследствии помощник шерифа[183].
После жестокой расправы над нефтепромышленником Макбрайдом прошло почти полгода без подозрительных смертей. Однако при виде человека в машине оба правоохранителя поняли, что убийства не прекратились. Холод сохранил тело, и проблем с идентификацией жертвы не было: Генри Роан, сорокалетний осейдж, женат, отец двоих детей. Волосы он когда-то заплетал в две длинные косы, которые в школе-интернате заставили состричь, как и изменить прежнее имя Роан Хорс (Roan Horse – Чалый Конь. – Прим. перев.). Высокая стройная фигура и удлиненное, красивое лицо – даже без кос, погребенный в автомобиле, он по-прежнему выглядел воином-осейджем.
Стражи порядка вернулись в город, где доложили обо всем мировому судье. Они позаботились также известить Хэйла, поскольку, как вспоминал мэр Фэрфакса: «Роан считал У. K. Хэйла своим лучшим другом»[184]. Один из чистокровных индейцев, чей доступ к собственным средствам официально ограничили, Роан часто просил у фермера в долг. «Мы были хорошими друзьями, и он искал у меня поддержки в трудный момент»[185], – вспоминал впоследствии Хэйл. Он выдал Роану столько кредитов, что тот вписал его получателем выплат по своему полису страхования жизни размером в 25 000 долларов.
За пару недель до смерти Роан позвонил Хэйлу, убитый горем – он узнал, что его жена спуталась с неким Роем Банчем. Хэйл зашел к другу и попытался его утешить.
Несколько дней спустя он наткнулся на Роана в банке в центре Фэрфакса. Тот попросил одолжить ему несколько долларов; он все еще был мрачнее тучи и хотел залить горе вином. Хэйл пытался его отговорить: «Генри, лучше не надо[186]. Тебе это во вред». И предупредил, что его «могут поймать». «Я не собираюсь проносить спиртное в город, – сказал Роан. – Я осторожно».
И исчез, пока не обнаружили его тело.
Снова начались неизбежные макабрические ритуалы. Помощник шерифа и маршал вместе с Хэйлом вернулись в лощину. К тому времени место преступления окутала тьма, и мужчины выстроили машины на холме, чтобы фары освещали то, что один из стражей порядка назвал «настоящей долиной смерти»[187].
Хэйл остался стоять на вершине и наблюдал за началом коронерского расследования, участники которого суетились вокруг силуэта «Бьюика». Один из братьев Шоун заключил, что смерть наступила примерно десять дней назад. Правоохранители запротоколировали положение тела Роана – «руки сложены на груди, голова лежит на сиденье»[188] – и то, как пуля вышла через правый глаз и затем разбила ветровое стекло. Отметили осколки, разбросанные на капоте и на земле вокруг. Описали найденное при убитом: «20 долларов банкнотами, два серебряных доллара и … золотые часы»[189]. Также обнаружили поблизости в замерзшей грязи следы шин другого, предположительно принадлежавшего убийце, автомобиля.
Весть о новом убийстве вновь воскресила чувство зябкого страха. На первой полосе газеты «Осейдж чиф» – в том же номере, где воздавалась дань уважения Аврааму Линкольну как источнику вдохновения для американцев, – был помещен заголовок: «ГЕНРИ РОАН ЗАСТРЕЛЕН НЕИЗВЕСТНЫМ»[190].
Молли новость потрясла. В 1902 году, больше чем за десять лет до встречи с Эрнестом, она была замужем за Роаном, хоть и совсем недолго. До нас не дошло подробных сведений об их отношениях, однако, скорее всего, это произошло по сговору родителей жениха и невесты ради сохранения исчезающих традиций. Молли на тот момент едва исполнилось пятнадцать. Поскольку брак был заключен по обычаю осейджей, в юридическом разводе необходимости не возникло, и через некоторое время они просто разошлись. Тем не менее у обоих сохранились воспоминания о мимолетной близости, закончившейся без горечи, а, возможно, даже с некоторой потаенной теплотой.
На похороны Роана пришло множество жителей округа. Старейшины опять пели традиционные песни, только теперь они, казалось, адресовались живым, тем, кому приходилось претерпевать существование в этом жестоком мире. Хэйл вновь нес гроб близкого друга. Одно из любимых стихотворений фермера эхом вторило Нагорной проповеди Христа:
Слаб разуменьем человек, но все ж есть Тот,
кто «праведен вовек».
И потому на жизненном пути храни всегда завет:
«С другими поступай, как хочешь, чтобы с тобой
поступили в ответ»[191].
Молли неизменно помогала властям, однако когда те приступили к расследованию смерти Роана, ей сделалось тревожно. На свой лад она, в соответствии с американским духом, «сделала себя сама». Подробности своего прошлого она, словно убираясь в доме, замела под ковер и никогда не рассказывала второму мужу, инстинктивно ревнивому, о первом, осейджском браке. Эрнест очень поддерживал ее в эти ужасные времена, и недавно у них родился третий ребенок, девочка, которую они назвали Анной. Сообщи Молли властям о былой связи с Роаном, ей пришлось бы признаться Эрнесту, что все эти годы она его обманывала. Поэтому она решила не говорить ни слова ни мужу, ни властям[192]. У всех есть свои тайны.
После смерти Роана на осейджских домах начали появляться электрические лампочки, свисающие с крыш и карнизов и над черными ходами. Их общий свет разрывал темноту. Оклахомский журналист писал: «Ночью в Похаске, куда бы вы ни поехали, вы заметите на смутно вырисовывающихся в темноте домах индейцев электрическое освещение, которое чужак в этих местах мог бы принять за нарочитую демонстрацию нефтяного богатства. Однако на самом деле осейджи зажигают огни ради защиты от тайного приближения мрачного призрака, невидимой угрозы, нависшей над их землями и превратившей обширные акры, которые другие племена с завистью считают едва ли не раем на земле, в Голгофу и кладбище мертвых костей… «Кто станет следующим?» – вот страшный вопрос, кажется, навсегда застывший в воздухе округа»[193].
Убийства создали атмосферу страха, разъедавшую общину. Люди подозревали соседей, подозревали друзей. Вдова Чарльза Уайтхорна говорила, что уверена – убийцы ее мужа скоро «покончат и с ней»[194]. Приехавший в Фэрфакс впоследствии вспоминал, что люди были охвачены «парализующим страхом»[195], а журналист писал: «Темный плащ тайных преступлений и страха … опустился на окропленные нефтью холмы и долины округа Осейдж»[196].
Несмотря на растущую опасность, Молли и ее семья продолжали искать убийц. Билл Смит признался паре человек, что его расследование «на верном пути»[197]. Однажды ночью они с Ритой были у себя дома, на некотором отдалении от Фэрфакса, когда им послышалось какое-то движение снаружи. Затем все прекратилось. Несколько ночей спустя они вновь услышали шум. Злоумышленники – кто же еще? – крутились возле дома, чем-то громыхали, что-то искали, а потом пропали вновь. Билл сказал другу: «Рита напугана»[198], хотя и сам, похоже, утратил бесшабашную самоуверенность.
Не прошло и месяца после смерти Роана, как Билл и Рита сбежали оттуда, бросив большую часть имущества. Они переехали в элегантный двухэтажный особняк с верандой и гаражом почти в центре Фэрфакса, купленный у доктора Джеймса Шоуна, близкого друга Билла. У соседей были сторожевые псы, которые лаяли при малейшем шорохе и наверняка дали бы знать, если злодеи вернутся. «Может быть, теперь, когда мы переехали, – сказал другу Билл, – они оставят нас в покое»[199].
Вскоре после этого на пороге Смитов появился мужчина. Он сказал, что слышал, будто Билл продает свою землю. Билл ответил, что он ошибся. Вид у мужчины был как у закоренелого преступника, и он все время зыркал по сторонам, будто присматриваясь, как половчее забраться в дом.
В начале марта у соседей начали одна за другой околевать собаки. Трупы находили валяющимися на крыльце и на улицах. Билл не сомневался, что их отравили. Вокруг сгущалась напряженная тишина. Билл признавался другу, что уверен – «жить ему осталось недолго»[200].
Девятого марта, когда по прерии гулял ветер, они вдвоем поехали на ранчо бутлегера Генри Грэммера, находившееся у западной границы резервации. Билл сказал другу, что ему нужно выпить. Однако все было не так просто – Грэммер, которого «Осейдж чиф» называл «самой зловещей фигурой округа»[201], ведал все тайны и управлял целым невидимым миром, о чем Билл хорошо знал. В ходе расследования убийства Роана выяснилось: перед исчезновением тот сказал, что собирается за выпивкой на ранчо Грэммера – и там же, по странному совпадению, часто находила виски сестра Молли Анна.
Нынешний бутлегер был некогда звездой родео, выступал в Мэдисон-сквер-гарден и стал даже чемпионом мира в связывании бычков. Утверждали, что он также грабил поезда, занимал центральное место в мире контрабанды, имел связи с мафией Канзас-Сити и чуть что хватался за оружие. Рыхлая правовая система, казалось, неспособна его сдержать. В 1904 году в Монтане он застрелил стригальщика, но получил всего трехлетний срок. Позднее, уже в округе Осейдж, в больницу, истекая кровью, вошел человек и простонал: «Я умираю, я умираю»[202]. Он сказал, что в него стрелял Грэммер, и потерял сознание. Однако очнувшись на следующий день и поняв, что не отправится к небесному Отцу – по крайней мере, не сейчас, – принялся утверждать, что понятия не имеет, кто нажал на курок. С ростом своей бутлегерской империи Грэммер постепенно собрал целую армию бандитов. Среди них были грабитель Аса Кирби, сверкавший золотыми передними зубами, и угонщик скота Джон Рэмси, казавшийся самым безобидным среди прочих.
Билл с другом прибыли на ранчо в сгущающейся темноте. Перед ними черными тенями замаячили большой деревянный дом и амбар. В лесу по соседству были спрятаны медные самогонные аппараты объемом в пятьсот галлонов. Грэммер построил собственную частную электростанцию, чтобы его банда могла работать день и ночь – свет луны для тайного самогоноварения больше не требовался.