Десять лет назад
Оля
За две минуты до звонка я уже собираю со стола свою лекционную тетрадь и сканворд, в котором зависала последние полчаса.
Просто это помогает сосредоточиться, но не сегодня.
В моей сумке все сложено в идеальном порядке, но сегодня я пихаю туда свои вещи без системы.
У меня саднит между ног, хотя уже часов двенадцать прошло, с тех пор как я лишилась девственности.
Боже, у меня до сих пор мажет кровью, и тело какое-то разбитое. Ватное!
Неудивительно, ведь я спала шесть часов, а может, и того меньше.
На щеках раздражение от мужской щетины. На шее засос…
Я проспала первую лекцию, но успела на вторую, а вот моя подруга ни на ту ни на другую не явилась.
Судя по всему, вечеринка удалась.
Выскользнув за дверь аудитории одной из первых, замираю на месте, натыкаясь взглядом на широкоплечую одинокую фигуру, подпирающую стену прямо напротив двери.
Взгляд двух ярких голубых глаз направлен прямо на меня. Их владелец сложил на груди руки и слегка откинул на стену голову. На нем знакомая мне куртка, джинсы и кроссовки, под курткой черная водолазка.
У меня явное смещение восприятия, потому что, глядя на него, я с приступами тахикардии думаю о том, какой он красивый. Это то, что с первого взгляда вчера вечером для меня было совсем неочевидно.
Его волосы слегка растрепаны, но лицо гладко выбрито.
Я сбежала из его квартиры, как только открыла глаза. Это было почти в девять утра.
Он спал трупом, выставив на всеобщее обозрение свою голую задницу, которую я прикрыла одеялом.
Меня вытрясло с его дивана, потому что я боялась услышать что-то вроде вежливой просьбы покинуть помещение, приправленное обещанием позвонить когда-нибудь.
Я не шлюха.
Поэтому ушла сама.
Прогулявшись ладонью по ремешку своей сумки, смотрю в его глаза, не собираясь подходить к нему первой, но мандраж оттого, что он узнал, где меня искать приблизительно за три с половиной часа, уже раздирает на части.
Как и мелькающие в голове картинки, которые не дали мне написать ни единого слова на этой лекции.
Смотрим друг на друга в течение минуты.
Если это игра в «кто кого», то я упрямая.
Я не подойду первая.
Ни за что.
Он продвинутый мальчик из-под Москвы. Это особая категория людей. У них игровые приставки появились на пять лет раньше, чем у меня компьютер. Они считают нас провинциалами и смеются, если девушка боится слова «минет». Я это знаю, потому что мои двоюродные братья из той же оперы. И Руслан – один из них. Он не пытается выделиться из толпы. Ни шмотками, ни прочей мишурой. Он уже «особенный», и ему доказывать ничего не надо.
Я не собираюсь бегать за ним, пусть не надеется.
Сердце бухает в груди.
Я даже толком не умылась.
Я выгляжу употребленной!
Оттолкнувшись от стены, он ждет, пока разделяющий нас людской поток схлынет, а потом медленно трогается в мою сторону.
Остановившись в полушаге, смотрит на меня сверху вниз и хрипло говорит:
– Ты забыла сказать «пока».
– Пока, – чуть задираю подбородок.
– Привет, – отвечает размеренно.
Опускает глаза на мои губы, смотрит на мою шею.
Я помню его рот на себе так отчетливо, что тянет живот.
В дневном свете голубизна его глаз меня гипнотизирует, но я почти отрепетировала свой ответ.
– Я не шлюха. Я не дам тебе свой номер.
– Он у меня уже есть.
– И зачем он тебе?
Помолчав, он обводит взглядом коридор, а потом лезет в задний карман джинсов и достает оттуда телефон. Роется в нем, после чего прикладывает к уху.
В моей сумке играет музыка.
Достав свою «моторолу», вижу входящий с неизвестного номера и закусываю губу, прежде чем ответить.
– Алло?
Гул в динамике идентичен тому, что нас окружает.
Смотрю в лицо напротив и хочу улыбаться, но слишком волнуюсь, у меня колени трясутся.
– Привет, это Руслан, – говорит он в трубку.
Его голос касается меня со всех сторон. Глаза зажали мои в капкан. Я не отвернусь. Ни за что.
– Привет, – отвечаю беспечно.
– Проснулся, а тебя нет. Расстроился. Как ты, ничего не болит?
– Кое-что болит, – чувствую, что краснею.
Мы говорим об этом посреди коридора!
– Второй раз был лишним, – терзает мой взгляд своим.
Я все-таки осматриваюсь по сторонам.
Но в этом потоке всем на нас плевать.
Облизнув побывавшие «под ним» губы, говорю:
– Я выжила.
– Пошли в театр. У меня билеты на сегодня. На открытие сезона.
Я не берусь спрашивать, где он их достал.
У меня опять тахикардия.
Он театрал?
Я тоже…
– Пошли, – шелестит мой голос.
– Тогда в пять тридцать жду тебя на входе. До вечера?
– До вечера.
Он кладет трубку и возвращает телефон обратно в карман.
Ничего не говоря, разворачивается и уходит по коридору, не оглядываясь.
Слушая мертвую тишину в динамике телефона, смотрю ему вслед.
На его поджарую задницу, одетую в потертые джинсы. На то, как он двигается, сунув руки в карманы куртки и опустив голову.
В душе у меня волнение. Адский шепот, как от морских волн, на которые кто-то выплеснул солярку и поджег.
Глядя на дисплей телефона, быстро печатаю сообщение неизвестному входящему:
«Я не люблю розы».
Наши дни
Оля
– Посмотри, – Маша тычет подбородком мне за спину. – Они еще не в курсе, что после двадцати пяти кожа перестает вырабатывать коллаген.
Обернувшись, вижу кучку девушек, подпирающих барную стойку. На вид им от восемнадцати до двадцати, и все как на подбор хорошенькие. Как раз тот самый случай, когда в душе должна скрестись черная зависть.
У меня вырывается смех.
Машка тоже смеется, забираясь на барный стул и опуская на стойку сумочку. Свою я зажимаю под мышкой, усаживаясь рядом.
За нашей спиной танцпол, и от музыки закладывает уши.
– Можно нам что-нибудь покрепче?! – кричит Машка бармену, подавшись вперед.
На подруге короткие, блестящие, зеленые шорты и обтягивающая кофта с одним рукавом. Даже если навести на нее прожектор, мало кто поймет, что ее кожа не вырабатывает коллаген уже почти пять лет.
Возникший рядом с ней молодой парень осматривает ее с головы до ног, а потом переводит сверкающие интересом глаза на меня.
Боже, сколько ему?
Отворачиваюсь, чувствуя, что он продолжает пялиться. Понимаю, что мне нужно выпить.
Обстановка тут совершенно неформальная, и, хотя у моего платья вырез почти на полспины, я чувствую себя так, будто собралась на свадьбу или в ресторан, но чего-то более неформального «на выход» в моем гардеробе нет. В двадцать три я стала женой городского чиновника. Это очень дисциплинирует.
Отпечаток нашего разговора пульсацией отдается в виске.
Чтобы избавиться от нее, беру в руку слоеный шот, на поверхности которого голубое пламя.
– Что это такое? – спрашиваю хрипло.
– Да все равно! – отрезает Маша. – Нам еще два таких, – показывает бармену два пальца с острыми красными ногтями.
Отлично.
– За встречу, – объявляю, и мы опрокидываем сразу по два шота.
В моем случае эффект почти мгновенный.
После третьего шота танцпол за спиной кажется в сто раз гостеприимнее, и мозги перестают реагировать на музыку вокруг, как на бессвязный грохот.
Мы делаем селфи. С шотами, без шотов, со вспышками и без. Она делает прямую трансляцию для своих соцсетей, и я не возражаю. Моя публичность стремится к нулю. Вряд ли кто-то узнает меня, запивающую шоты коктейлями, а если и узнает, пошло оно все к черту.
Машка рассказывает о том, как чуть не попала под депортацию из Германии в тот год, когда у нее закончилась студенческая виза, и ей пришлось срочно искать себе мужа, потому что назад она решила не возвращаться. Потом был второй муж, и оба, по ее словам, «ничего».
Несмотря на легкость тона, все это не история Золушки. Несмотря на всю ее беспечность, все эти рассказы звучат слишком поверхностно, будто в детали вдаваться она не хочет.
– Ты с ними не общаешься? – спрашиваю, собирая со спины волосы и перебрасывая их на плечо, потому что мне становится жарко.
– Бог с тобой! – смеется Маша.
– А третий? – спрашиваю ее.
– Третий?.. – осушив еще один шот, она смотрит на стойку перед собой, а потом отодвигает в сторону волосы и показывает длинный шрам, который пересекает ее голову вдоль линии волос за ухом.
– Ого… – бормочу.
Посмотрев на меня, она улыбается и говорит:
– Я кошка… у меня восемь жизней.
Ее подбородок вздрагивает, и я кладу руку на ее плечи.
– Маш… – шепчу растроганно. – Что случилось?
Тряхнув головой, она опрокидывает еще один шот, и я делаю то же самое, хоть мне и предыдущих было выше крыши.
– Я хотела подработать в клубе, танцовщицей. Денег было в обрез, нашла объявление в интернете. Продавались новенькие стрипы. Ну, знаешь… такие туфли…
– Я не такая древность.
Машка хихикает.
– Поехала по адресу, чтобы их забрать. Продавец – красавчик. Бицепсы, кубики… хоккеист, на пару лет меня моложе. Подающий надежды молодой лев. Оказалось, стрипы от его бывшей девушки остались. В общем, он на меня запал. Я на него тоже. Отсосала ему, как положено…
Давлюсь новым коктейлем.
Она снова хихикает, и в ее глазах озорство, которое через секунду сменяется потерянностью.
– Поженились через неделю. Его взяли в сборную из какого-то затрапезного клуба. Муж – хоккеист сборной, вау… – продолжает она. – Их там пичкали всякими пищевыми добавками и еще черт знает чем. Тестостерон зашкаливал. Он еще и психованный оказался. Ответственность давила, боялся сломаться. Я не знала, чем ему помочь, у нас менталитеты разные. А потом он меня начал шпынять. То я шлюха, то проститутка, хотя я… пыталась забеременеть, ужины ему готовила. Ну а потом он совсем с катушек слетел. Ревновал ко всем, начал бить…
– Ма-ша…
– Два раза изнасиловал…
– Господи… – к глазам подкатывают слезы.
Глажу ее по волосам, не пытаясь останавливать. Я вдруг понимаю, что ей нужно высказаться.
– В последний раз избил так, что пришлось вправлять челюсть. И нос тоже. В больнице пролежала два месяца, а когда вышла, подала в суд. Ко мне сразу пришли адвокаты с мировой, предложили компенсацию. Огромную. Очень боялись огласки.
– А ты?
– Взяла, – смотрит на меня с горькой усмешкой. – Мне всегда нос не нравился. Зато теперь новый.
По моим конечностям проносится холод. Такой, будто все это произошло со мной, но правда в том, что я даже и близко не могу представить, каково это. Даже приблизительно!
– Ох… Машка… – накрываю ее ладонь своей. – Ты домой вернулась? – высказываю свою догадку. – Насовсем?
– Угу… – кивает. – Хочу открыть школу иностранных языков. Крутую. Давай со мной?
– Мы пьяные, Маш… – трясу головой. – Кто так дела решает?
– Девочки, – улыбается она, как кошка.
– Девочки пришли кутить, – напоминаю и спрыгиваю с барного стула.
Взяв ее за руку, веду к танцполу, и где-то на этом пути мои мозги совершенно отключаются.
В них пусто, я просто хочу веселиться.
Мы вываливаемся из клуба в два ночи, хохоча, и целую вечность пытаемся вызвать такси. По крайней мере, у нас нет разногласий по поводу того, что пора домой.
На парковке перед входом винегрет из машин и людей, сырой уличный воздух пропах сигаретами.
Я уже не сомневаюсь в том, что подобный вояж мне нескоро захочется повторить. Я скучаю по Мише. Представляю недоуменное выражение на его маленьком лице, если бы он увидел меня такой, как сейчас. Совершенно пьяной и выжатой, как лимон, после трехчасовых плясок под какое-то техно.
– Подвезти? – слышу вопрос и оборачиваюсь.
Стоящий в паре метров от нас парень гостеприимно указывает рукой на припаркованный у бордюра «Лексус».
Я не в состоянии оценить физические данные этого парня адекватно, но все, что могу сказать наверняка, – он рослый и привлекательный.
– Не нужно, спасибо, – показавшись из-за моего плеча, грубовато отказывает Маша. – Пошли, – тянет меня за руку вверх по улице.
Я не сопротивляюсь.
Даже под литром шампанского и в качестве эксперимента мое «внутреннее я» не позволило бы сесть в его машину.
Я правильная до тошноты, но Маша – другой случай.
– Можешь поехать с ним, – заверяю ее. – Я же не против…
– Ненавижу таких, – отзывается она.
– Каких?
– Наглых. И агрессивных… – подрагивает ее голос. – Меня от таких выворачивает.
Вся глубина ее заявления напрягает мои нервы. Зная ее историю, я не сомневаюсь в том, что агрессию она видит за километр.
Она несется вперед пулей, и мои деревянные от холода пальцы не справляются с пуговицами на шубе, поэтому оставляю ее расстегнутой.
– А каких ты хочешь? – спрашиваю осторожно.
– Не знаю… – бросает отрывисто. – Никаких.
Мне дико ее жаль, но задуматься над ее «проблемой» мешает сумятица в собственной голове.
Это похоже на карабканье в гору, потому что каблуки вязнут в снегу.
Торможу ее, чтобы хоть немного прийти в себя и понять, куда свернуть с этой улицы, и желательно так, чтобы не попасть в завтрашние сводки криминальной хроники.
Я знаю этот район слишком хорошо, чтобы заблудиться.
Справа наш университет, слева больница, в которой пять лет назад я родила Мишу, ну а по центру подсвеченная со всех сторон высотка, в которой сейчас мой сын спит.
Резко отвернувшись, смотрю на Машку.
Она нервничает, дуя на свои руки и беззвучно шевеля губами, будто выпала из реальности.
Жутко потерянная и какая-то… поломанная…
Абсолютная противоположность тому, что я увидела сегодня в супермаркете.
– У тебя есть психолог? – спрашиваю, пока она роется в телефоне, пытаясь найти адрес своей квартиры.
– Уже нет… – отвечает тихо.
– Хочешь, поеду с тобой? – вздыхаю я.
– Нет, ты что… – восклицает. – Я же не маленькая.
Именно сейчас она кажется мне очень даже маленькой. И напуганной.
– Прокачусь с тобой до дома. Это маленький крюк… – настаиваю.
Забравшись в такси, она прижимается лбом к стеклу и закрывает глаза, будто уходя в свою раковину.
Пытаясь не уснуть, считаю проносящиеся за окном фонари и упрямо перечисляю в голове список дел на ближайшую неделю. Например, свидание с Камилем, который назвал меня потрясающей, и это греет душу.
С таким человеком потрясающей быть легко, ведь он не даст поводов швырять гребаные тарелки о стену.
На это способен только один человек, и я выдавливаю его лицо из своих мыслей, зажмурив глаза.
Мешанина коктейлей в моей крови делает его черты опасно живыми. Будто трогаю пальцами колючую линию подбородка, складку между бровей и теплые полные губы, который захватывают кончики моих пальцев и прикусывают…
Шипучие мурашки бегут по позвоночнику, оседая внизу живота.
– Черт… – дернувшись, открываю глаза, понимая, что почти уснула.
Машина тормозит перед воротами, и Маша выпрямляется.
Ее квартира находится в новеньком таунхаусе. В престижном районе, реклама которого в последний год лезет из каждого утюга. Съем жилья здесь мало кому по карману, но зная, какой ценой достались ей эти деньги, надеюсь, что это место приносит ей удовлетворение.
– Спасибо, – взглянув на меня, она открывает дверь машины. – Увидимся? – спрашивает устало.
– Угу, – киваю.
Я действительно надралась. Настолько, что почти не помню, как добралась до дома.
Голова взрывается адской болью, когда обнаруживаю себя лежащей на диване в платье, которое похоже на жеваную бумагу.
Из окна по глазам бьет тусклый утренний свет, а по голове молотит сигнал моего орущего телефона.
Поднеся его к лицу, вижу входящий от матери и вскакиваю, понимая, что проспала.
Прежде чем ответить, несусь в туалет, понимая, что еще ни разу в жизни не являлась на семейный праздник после ведра коктейлей и ночи, проведенной черт знает где.