© Ася Лавринович, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Глава первая

Агния

Отец метался из стороны в сторону, как разъяренный тигр в клетке. Время от времени останавливался, о чем-то думал, а потом жалобно смотрел на меня. Я сидела на подоконнике и молчала. За те несколько недель, что живу у него, я уже привыкла к этому мученическому выражению лица. Папа вечно чувствует свою вину. Извиняться по несколько раз в день – это в его репертуаре. Сначала я немного терялась: не привыкла, чтобы кто-то из моей семьи признавал свои ошибки, и уж тем более просил прощения. Потом смирилась. Теперь же меня это вечное отцовское «прости» начинало немного раздражать.

– Пап, все нормально, – сказала я, – правда. Я не в обиде.

Но отцу, как я уже успела убедиться, главное – говорить, а не слушать. Вот и сейчас он проигнорировал мою реплику и страдальчески продолжил:

– Агния, пойми! Никто не против того, чтобы ты еще немного пожила у нас. Ни я, ни Татьяна… Татьяна вообще так прониклась. Говорит, какая же славная девочка твоя Агния!

Я усмехнулась. Не внушала мне эта Татьяна, папина вторая жена, никакого доверия. Конечно, у меня и с отчимом были натянутые отношения, но он хотя бы никого из себя не строил, а был таким, какой есть: понятным – агрессивным, прямым и не особо любящим. Если мы с ним и конфликтовали, то в открытую. Татьяна же казалась фальшивой и неискренней. Часто не к месту лебезила, пыталась угодить, хотя в ее глазах я видела холодный огонек и знала, что Татьяне не особо приятно присутствие в ее квартире взрослой дочери от первого брака мужа. Нет, она никогда не делала мне замечания и ни о чем не просила, но я постоянно жила с ощущением, будто что-то должна. Может, конечно, дело во мне. И судьба у меня такая – конфликтовать со вторыми половинками своих родителей.

– Да и Алик тебя полюбил, – добавил отец.

Тут уж мне захотелось расхохотаться в голос. Четырнадцатилетний Альберт – мой единокровный брат, совершенно точно не пылал ко мне любовью, только в отличие от своей матери не стеснялся мне это всячески демонстрировать. В первый же вечер заявил, что им в семье не нужен «лишний рот». А когда я ответила, что у меня есть сбережения и в мои планы не входит их объедать, лишь неприятно усмехнулся. Алик был мерзким, избалованным подростком, который не знал ни в чем отказа. Татьяна едва ли не из ложечки его до сих пор кормила, из кожи вон лезла, чтобы сыночек ни в чем не нуждался. Отец тоже всячески поощрял наглое поведение сына. Алик откровенно грубил родителям и наверняка прогуливал школу. Не верилось мне, что он был таким примерным учеником, как расписывала Татьяна. Но по ее словам, Алик – умница-благоразумница, получивший какой-то важный школьный грант, благодаря которому теперь имеет приоритет при поступлении в вуз, хотя и учится только в восьмом классе.

«Не придется тратиться на учебу, не отваливать, как другие родители, кругленькие суммы на беспечных и глупеньких детей», – с широкой улыбкой сказала тогда Татьяна.

Улыбка в тот момент у нее была неестественная, натянутая. И про «беспечных глупеньких детей» – это, скорее всего, камень в мой огород, ведь мне учебу на экономфаке престижного университета нашего города оплатил отчим.

Татьяна периодически колола меня исподтишка, прикрываясь благими намерениями. Например, говорила, что мне неплохо было бы немного поправиться, у меня слишком худые ноги, да и скулы некрасиво торчат. Вечно давала непрошеные советы, которые обычно начинались с фразы: «Ты, конечно, очень красивая девочка, но…» И куча этих ненавистных «но». Как-то завела разговор, что для своего цвета волос я очень бледненькая. Мне бы отрастить немного волосы и покрасить их в теплый шоколадный оттенок – вот тогда бы было хорошо.

Поначалу меня эти советы обескураживали, и я преимущественно отмалчивалась. Но, поняв, для чего Татьяна все это говорит, стала отстаивать свои границы и сразу же прерывала ее глупые нотации. Татьяна натянуто улыбалась… А после разговора по поводу новой прически я нарочно сходила в салон в тот же вечер и, укоротив любимое каре, сделала светлый оттенок волос еще холоднее. Татьяна, разумеется, заметив мой демонстративный поход к стилисту, только поджала губы. Обиженно молчала весь вечер, а на следующее утро как ни в чем не бывало снова нарочито приветливо сюсюкала.

Чаще всего мне было неуютно в этой квартире среди незнакомых людей. Отец тоже казался далеким и чужим – все-таки он уехал в Питер, когда я была совсем маленькой, и все эти годы мы практически не общались. А еще иногда мне казалось, что Татьяна не ограничивается одними словами, а плюет, например, в мой чай, пока я не вижу, или что-нибудь вроде этого. Такой человек точно способен на низкие подлые поступки…

Наконец отец перестал метаться и остановился посреди комнаты.

– Я все-таки позвоню Сашке… Александру Филипповичу, – сказал он сам себе. На меня даже не смотрел. А потом кивнул и обратился уже ко мне: – Александр Филиппович! Ты же помнишь, Агния, я тебе о нем рассказывал? Бывший одноклассник. Фантастический врач. Он моего тестя с того света несколько лет назад вытащил…

– Звони кому хочешь, – буркнула я. Папина гиперактивность сводила с ума. Может, поэтому они с мамой и расстались? Мне даже стало немного жаль Татьяну и Алика. А впрочем, они достойны друг друга. Дурдом, а не семейка.

– Не обижайся, – снова завелся папа, – знаю, ты не так представляла себе свой переезд. Но Александр Филиппович обязательно нам поможет. Мы в апреле в Турции вместе отдыхали, и был у нас один интересный разговор…

Я пожала плечами и уставилась в окно. Отец взял трубку и направился в соседнюю комнату, прикрыв за собой дверь. Но я все равно слышала его громкий голос. Отец кричал так, будто этому неведомому мне Александру Филипповичу было сто лет в обед и он жаловался на слух. Хотя на том конце провода был папин бывший одноклассник – вполне себе нестарый мужчина. Это просто у папы привычка такая – орать в трубку.

– Сашка? Привет! Привет, дорогой мой! Не слишком поздно звоню? Это Даниил, узнал? Да, да-да, давно не виделись…

Над серыми высотками плыли закатные облака. Весь май в городе лили дожди и дул холодный ветер с Финского, а теперь погода неожиданно стала совсем летней. Косые вечерние лучи приятно слепили… И все-таки папа прав: не таким я представляла свой переезд в Петербург. За окном – типичный спальник с зеленым двором и припыленными тополями. Окна большой комнаты, в которую меня определили, выходили на проспект, и по ночам я слышала, как гремит последний трамвай. Но это лучше, чем спальня отца и Татьяны или комната Алика с окнами во двор. Как только стало тепло, на лавках прописались местные алкаши, устраивающие по ночам разборки. Алик постоянно на них жаловался, а я злорадствовала.

Комната, в которой я жила, мне не особо нравилась: с бежевым ковром под ногами, белыми безжизненными стенами и одинокой плазмой. Спала я на неуютном кожаном диване, который почему-то напоминал мне офисный. Вообще атмосфера здесь была отнюдь не домашней и уютной. Будто меня поселили в холл рядом со стойкой ресепшена. Дом моей мамы был обставлен куда с большим вкусом. Даже не думала, что, сбежав, буду с тоской вспоминать свою комнату… Здесь мне хотелось украсить стены картинами или хотя бы постерами, чтобы добавить немного уюта.

Единственное, что нравилось в этой обстановке, – люстра: большая, хрустальная и, кажется, антикварная. Татьяна как-то заикнулась о том, что люстра когда-то принадлежала ее бабке, которая была балериной и танцевала в Мариинке. Вещи с историей внушали трепет. Эта люстра красиво переливалась по утрам – маленькие радуги плясали по «больничным» белым стенам. В ясную погоду меня будили солнечные зайчики, от которых я, едва открыв глаза, счастливо жмурилась. И таким утром мне казалось, что день обязательно будет радостным.

Сейчас эта люстра не выглядела нарядной, как на рассвете, – она просто тускло светила желтыми лампочками. Конечно, такие вещи довольно странно смотрятся в типичной обстановке…

Отец продолжал телефонный разговор:

– Да-да, Агния. Моя дочь. Ты помнишь, как она каталась на коньках? С ума сойти! Нет, Агния давно ушла из спорта. Травма…

Я поморщилась, словно от горького лекарства, и прижалась лбом к холодному стеклу. Воспоминание об аварии, которая произошла со мной в детстве и лишила навсегда спортивной мечты, будет преследовать меня всю жизнь. Острой занозой жить в сердце и время от времени неприятно саднить.

– Ага. Приехала ко мне пару недель назад. Да, остановилась пока у нас. Переводится с экономического в Академию художеств. Да. Да. Представляешь? Талантливый человек талантлив во всем.

Эту фразу отец произнес с нескрываемой гордостью, а ведь до недавнего времени понятия не имел, что я пишу картины. И в детстве не особо интересовался моими спортивными достижениями. С тех пор как родители развелись, мы с отцом мало общались.

Папа рассмеялся:

– Думаешь, от меня?

Любовь к живописи мне привила мамина подруга и, пожалуй, мой самый близкий человек – Надя. А единственное, что я могла унаследовать от отца, – это безразличие.

– Саша, а ты помнишь наш разговор в Турции? Ну по поводу квартиры… Твоя дочь так и не нашла соседку? Да, Агния в этом плане – идеальная девочка. Очень чистоплотная, аккуратная…

Отец начал говорить фразами Татьяны, которые раздражали меня до зубовного скрежета.

– Что ты, деньги вообще не проблема. Да. Точно! – Отец снова громко рассмеялся.

Над крышами многоэтажек показалась выпуклая луна. Через приоткрытую форточку донесся звон трамвая.

– Почему больше не может жить у нас? – переспросил отец. А затем понизил голос. Только так, что я могла расслышать каждое слово. От этого хотелось удариться лбом об оконное стекло. – Мы с Татьяной решили, что Агния уже взрослая самостоятельная девушка. Ну что она с нами живет? Стар да млад. Скучно ей, наверное, до смерти.

Отец снова рассмеялся, только уже не так естественно, как в первый раз. «Мы с Татьяной решили». Что-то мне подсказывало, что в этом доме решает одна Татьяна.

– Да-да, ты прав. А как быстро растут! Моргнуть не успеем, уже и Алик покинет отчий дом…

Я решила, что с такой материнской привязанностью Алик покинет отчий дом не очень скоро. Татьяна его опекала, будто он был грудным несамостоятельным ребенком, а Алик уже пользовался бритвой, и голос у него ломался.

– Значит, договорились? – спросил отец уже в полный голос. – Спасибо, Сашка, ты настоящий друг. Конечно! – И снова натянутый хрипловатый смех. – Скинешь адрес эсэмэской? Спасибо, дорогой! Спасибо! Да, и тебе! Жене горячий привет! Всех обнимаю!

Отец прощался с беднягой Александром Филипповичем целую вечность. Когда снова зашел в комнату, я по-прежнему сидела на подоконнике, обхватив колени руками. В сторону папы не смотрела.

– Прости, Агния, – снова виновато начал отец, – но так будет лучше для всех нас. Ну чего тебе с двумя стариками жить?..

От нытья отца мне самой хотелось поскорее съехать хоть на край света. Зря я вообще остановилась у него. Наивная дура! Думала, мы сможем наладить отношения, но за все время, что я прожила здесь, мы даже толком ни разу не поговорили.

– У меня есть адрес Сашкиной дочери. Ее зовут Варя. Она живет в центре и давно ищет соседку. Ты с ней созвонись, и вы обо всем договоритесь. Сашка ее предупредит. Только не тяни, Агния. Варя будет ждать твоего звонка…

* * *

Первый шок накрыл уже в парадной. Я надолго зависла перед широкой лестницей, разглядывая красивую лепнину на стене, позолоту и кружевные перила. Особенно меня впечатлили барельефы с прекрасными нимфами, подпирающими потолок. Выглядели эти нимфы очень печально и обреченно, будто их заставляли заниматься этим тяжелым неженским делом почти полтора столетия. Стены явно недавно были выкрашены небесно-голубой краской. Даже запах до сих пор не выветрился. На подоконниках с витражными окнами стояло кашпо с цветами.

Откуда-то сверху раздавалась мелодичная музыка. Кто-то громко, задорно и весело играл на фортепиано. Желтые полоски света растянулись на ступенях. До этого я такие красивые парадные только на картинках видела. Неужели теперь буду здесь жить? Тут же вспомнила подъезд папиного дома с окурками в углах и заваренным мусоропроводом. Да, может, это даже хорошо, что Татьяна и отец «решили», что я уже взрослая, и отселили меня. Осталось разобраться с хозяйкой квартиры – таинственной Варей. Дружбу с девчонками у меня водить никогда не получалось. Зимой мне очень хотелось сблизиться с одной девушкой – второкурсницей Вероникой, моим репетитором. Но у нее уже была верная боевая подруга Юлька, поэтому я чувствовала себя рядом с ними пятым колесом. Да и вообще, там такая история получилась… Некрасивая, но очень поучительная, последствия которой я до сих пор расхлебываю^[1]. Надеюсь, мы не будем конфликтовать с Варей – и на том спасибо. Уж держать нейтралитет мне ума хватит.

Минуя сразу пару ступеней и нарочно наступая на солнечные полоски, я поднялась на самый верхний этаж. Пока разглядывала деревянные широкие двери с номерами квартир, заметила на стене нарисованное синей ручкой созвездие. Я не сильна в астрономии, но, кажется, это Большая Медведица. Обидно. В парадной только сделали ремонт, и уже какой-то хулиган успел отметиться. Хотя рисунок меня этот даже немного умилил. В парадной отца на нашем этаже тоже были надписи, правда, не такие… Сплошные обзывательства и строчки из песен Моргенштерна.

Я замерла у двери и прислушалась. Фортепиано теперь звучало этажом ниже, а так тихо. Интересно, эта Варя хотя бы дома? Может, она необязательная – назначила встречу, а сама свинтила. Я нажала на кнопку звонка. Тут же раздалась веселая трель, а за дверью послышался громкий лай. Я поморщилась. Нет, у меня не было аллергии на шерсть и каких-то предубеждений против собак, но если этот питомец будет заливаться так днем и ночью, придется мне искать себе другую соседку.

Дверь приоткрылась, и тут же под ноги бросился белый пес. Небольшого размера, с забавной бородой. Он принялся обнюхивать мои туфли и щекотать голые щиколотки.

– Харви! Харви, фу! – послышался звонкий женский голос. Вскоре показалась и сама Варя. Точнее, ее голова – белокурая, с вихрем кудряшек. – Харви! Фу! Вот несносный!

Варя выскочила на площадку и резко наклонилась за своим питомцем. Ее мягкие легкие кудряшки взметнулись вверх. Вот она взяла пса на руки, словно ребенка, выпрямилась и сдула с лица упавшую прядь волос. Немного бесцеремонно осмотрела меня с ног до головы и улыбнулась:

– Ты Агния, да? Приветик!

– Здравствуй, – сдержанно отозвалась я, осматривая ее в ответ. Сильно старалась не пялиться, хотя, конечно, было любопытно. Зеленые глаза, милая родинка на щеке, аккуратный нос и пухлые губы. Варя оказалась очень даже хорошенькой.

Одета она была в легкий светлый сарафанчик. На ногах – тапки в виде лица Гомера Симпсона. Огромные и уродливые, которые портили весь вид. Я бы такие сроду не надела.

– Какая ты красивая! – вполне искренне ахнула Варя.

Я от неожиданности растерялась. Нет, комплименты получать всегда приятно, но вот так… с порога…

– Спасибо, – отозвалась я, все-таки ей улыбнувшись, – ты тоже.

И ведь это чистая правда. Девчонке бы моделью подрабатывать, есть все данные. Такая запоминающаяся и яркая внешность.

– Спасибо! – весело отозвалась Варя. Потом переложила своего пса в одну руку, а вторую, освободившуюся, протянула мне. – Ой, что же это я? Варвара! Очень приятно познакомиться.

– Мне тоже, – ответила я на крепкое рукопожатие.

Варя так активно трясла мою руку, что я снова растерялась. Ясно одно – непосредственности этой особе не занимать.

– А это Харви, – представила Варя своего питомца, который притих у нее на руках. Только хвост по-прежнему приветливо двигался из стороны в сторону.

– Что это за порода? – скорее из вежливости спросила я. К собакам я относилась спокойно, без фанатизма.

– Вест-хайленд-уайт-терьер, – с гордостью ответила Варя. – А Харви я его назвала в честь Харви Спектра. Ты смотрела «Форс-мажоров»?

– Это фильм?

– Сериал.

– Не смотрю сериалы, – сказала я.

Варя посмотрела на меня как на умалишенную. Потом подошла к перилам и глянула вниз. У кого-то из соседей по-прежнему бренчало фортепиано. Тогда Варя поморщилась.

– Ой, а что мы на площадке стоим? – спохватилась она. – Проходи в квартиру. Все тебе покажу.

– Красиво играет, – сказала я между делом, проходя в светлый коридор.

– Достал, если честно. Это Жора. Чокнутый один. У него в репертуаре пара мелодий, их и играет. Другие не умеет. Скоро тебе это тоже надоест.

Коридор оказался не только светлым, но и очень просторным. Высота потолков впечатляла. И я даже не ожидала, что внутри квартира Вари окажется такой современной. Думала, здесь будет что-то в духе «бабкиного ремонта» со старыми деревянными комодами, тусклым желтым освещением, коврами на стенах и старой лепниной. Но все оказалось совсем не так. Видно, что к ремонту приложила руку молоденькая девушка. Я даже немного расстроилась. После нарядной парадной обстановка в квартире показалась мне неподходящей – слишком обычной. Возможно, разочарование отразилось на моем лице, потому как Варя сказала:

– Не беспокойся, старинные вещички здесь тоже есть.

Я удивилась: она будто мои мысли прочитала. Неужели я такая предсказуемая?

– Антикварный дубовый секретер, зеркало в позолоченной раме, фортепиано… Оно, наверное, бонусом здесь в каждую квартиру идет. Только я на нем играть не умею. Ты умеешь?

Я покачала головой.

– Хоть Жору зови, – мрачно пошутила Варя. – Я научилась играть «Собачий вальс», немножко «Лунную сонату» и Shape of My Heart Стинга. Из азов, так сказать. Практически как сосед снизу. Представляю, если мы как-нибудь баттл устроим с Жориком на музыкальных инструментах. Соседи нас, наверное, вместе с двумя роялями из окна выкинут.

Я сдержанно улыбнулась.

Варя, держа на руках Харви, продолжила:

– В квартире оставили старый паркет, кое-что из мебели, люстру, окна и даже печь. Я только трубы поменяла. И мебель свою перевезла из старой квартиры. Тут уж простите, что было.

Я молча слушала ее. Варя так завелась, будто я ее в чем-то обвиняла.

– А самое главное, знаешь что?

– Что?

– Пойдем в мою комнату.

Варя наконец спустила Харви на пол, и пес, стуча когтями по паркету, первым направился в комнату, будто это его пригласили.

Я проследовала за Варей. Комната ее оказалась огромной и такой же светлой. Над окном висел серебристый диско-шар, пускающий по стенам солнечных зайчиков. На столе – куча бумаг, карандашей, выкроек и пара одинаковых фикусов. И одежда. Много одежды – в основном яркой, с блестящими пайетками. Горы шмоток отчетливо выделялись на фоне белых стен и светлой мебели. Одежда лежала на стульях и на кровати, висела на напольных вешалках… Удивительно, но при этом у меня совсем не складывалось впечатление, что в комнате царит страшный бардак. Было чисто, не пыльно и очень уютно. Я так засмотрелась на многочисленные вещи, что даже не сразу заметила главное – то, из-за чего Варя пригласила меня в свою комнату. Отсюда можно было выйти сразу на крышу. Варя быстро распахнула старые створки и забралась с ногами на подоконник.

– Прошу! – прокряхтела она, первой выбираясь наружу. Я немного растерялась. Потом все-таки проследовала за Варей. Залезла на широкий подоконник и вышла следом за новоиспеченной соседкой. Скулящий Харви остался в квартире.

Жестяная крыша была нагрета утренним солнцем. Отсюда открывался вид на шумный суетящийся проспект и блестящие крыши. Внизу гудели машины и спешили прохожие. Варя осматривала город таким завороженным взглядом, будто это она, а не я, здесь впервые. Я, конечно, впечатлилась. В такой атмосфере даже говорить особо не хотелось. Но, видимо, молчание – не в репертуаре Варвары.

– Круто, правда? – быстро спросила она.

– Угу, – пробормотала я.

– Супер! Будем здесь ужины в хорошую погоду устраивать. Вино пить, светские беседы вести… Агния, как тебя здесь не хватало!

Последнюю фразу она произнесла так восторженно, что я удивленно подняла на нее глаза. Мы виделись впервые в жизни, и такое признание казалось мне неуместным. Но это мне – вечно настороженной и ожидающей от всех подвоха. Но Варя выражала свои эмоции вполне искренне. Тогда я не сдержалась и снова улыбнулась.

– Только у тебя не такая шикарная комната, прости, – с сожалением сказала Варя.

– Да ничего страшного, – немного смутилась я.

Ради собственного выхода на крышу я была готова ночевать в коридорчике рядом с Харви. Я, кстати, не заметила специального места для собаки. Скорее всего, пес жил в одной комнате со своей хозяйкой.

– В той комнате места намного меньше. И окна выходят во двор. И, конечно, есть еще один существенный минус, который мне очень мешает жить, – туманно продолжила Варя.

Даже интересно стало, что это за минус такой. Надеюсь, не крысы, клопы или тараканы…

– Любопытно, – откликнулась я вполне искренне.

– Тогда пойдем! – Варя, придерживая край сарафана, первой полезла обратно в комнату. – Покажу тебе твои апартаменты.

Моя новая комната оказалась такой же светлой, как и остальная квартира, только узкой. Очень узкой. Никогда не видела таких странных комнат. В углу – уцелевшая печь. Как сообщила Варя, вполне рабочая. Но использовать ее для обогрева я не собиралась. Печь здесь являлась атрибутом прошлого, необычным декоративным элементом… Конечно, с ней в комнате было намного атмосферней. Помимо печи в комнате был узкий диванчик, рядом небольшой платяной шкаф и крошечный столик для ноутбука. Я обернулась и растерянно посмотрела на Варю. Та виновато пожала плечами.

– В тесноте, да не в обиде, – сказала она.

– Твоя правда, – отозвалась я.

Мне точно не хотелось возвращаться в квартиру папы и Татьяны, где я постоянно чувствовала себя на птичьих правах… Подошла к платяному шкафу и распахнула дверцы. Тут же вспомнила свою комнату в доме отчима и мамы. Там у меня была гардеробная в три раза больше, чем эта комнатка. Варя снова словно прочитала мои мысли и выдала:

– Понятия не имею, куда здесь одежду складывать. У тебя ведь наверняка много вещей?

Я пожала плечами. В Питер я взяла только самое необходимое. Остальное мама обещала потом выслать по мере необходимости. Я очень надеялась, что мама, как мы и договаривались, уже съехала от отчима на съемную квартиру. Все-таки перед моим отъездом она была серьезно настроена на развод. Наша с ней многочисленная одежда, накопленная годами, осталась в особняке отчима. Там же были мои спортивные кубки, картины, коллекция парфюма… Все это теперь находилось под крышей совершенно чужого мужчины, который должен был стать моим отцом, но в итоге превратился в ночной кошмар. Я боялась, что мама может дать заднюю и вернуться к отчиму после того, как я выяснила, что он живет на две семьи. Вряд ли она соскучится по мужу, но по нашему дому, привычным благам и образу жизни – вполне возможно. Сколько ее сил и любви было вложено в дом! Как тщательно мама продумывала каждую деталь интерьера! Конечно, не только плохое происходило в том доме. Я попыталась вспомнить что-нибудь хорошее, но в голову, как назло, ничего не приходило. Все-таки большую часть времени я чувствовала себя там несчастной.

Затянувшееся молчание Варя восприняла по-своему.

– Если тебе нужно дополнительное место, можешь что-то повесить в мой шкаф.

Я вспомнила про разбросанные вещи Вари в ее комнате, и почему-то мне стало весело. Там и без моей одежды шкафы ломятся.

– Не беспокойся, все хорошо, – отозвалась я.

– Нет, правда! И в коридоре место есть. Там одна кладовка. Агния. Точно! Мы из нее и сделаем гардеробную. – Глаза Вари тут же загорелись. – Меня бесит, что шмоткам места не хватает. Только надо кладовку эту разобрать – у меня руки не доходили. Там хлам всякий от прежних квартиросъемщиков. А вдруг клад какой-нибудь найдем?

– Какой еще клад? – рассмеялась я.

На красивом лице Вари тут же появилась счастливая располагающая улыбка. Она так загорелась идеей разобрать кладовку и найти старинные сокровища… Забавная она, конечно.

Варя быстро оглядела мой прикид и вздохнула:

– Но если и туда все не влезет… Слушай, а у тебя дорогие шмотки. Я знаю, сколько этот пиджачок стоит. И туфли тоже. Ты бы обувь повыше убирала, а то Харви сожрет.

Харви в это время прогуливался по комнате и обнюхивал каждый угол, будто был здесь впервые.

Варя подошла к окну и открыла створки. Тут же в комнату ворвался свежий утренний воздух. Окна выходили на другой дом и располагались в такой близости к соседям, что я тут же подумала о шторах. Их здесь явно не хватает. И снова до нас донеслась ритмичная мелодия. Действительно, та же самая, которую я слышала в парадной. Видимо, неизвестный мне Жорик в такую погоду тоже распахнул окна, и теперь его музыка разносилась по всему двору.

– А где же наше фортепиано? – спросила я у Вари.

И сама удивилась, как быстро произнесла это слово – «наше». Будто я жила здесь уже целую вечность и эта квартира была и моей тоже. Наверное, потому, что Варя сразу к себе располагала. И она, кстати, никак не отреагировала на слово «наше». Просто кивнула куда-то в сторону.

– На кухне стоит. Оно туда не совсем вписывается, конечно, но в этом есть какой-то шарм.

Я улыбнулась. Да, наверное… Меня куда больше занимали мысли о выходе на крышу. Я уже представила, как могу вытаскивать туда мольберт и рисовать вечерний город. Любоваться позолотой закатного неба и льющимся светом фар внизу… Да, это место определенно было очень вдохновляющим.

Варя задумчиво смотрела из окна в одну точку, скрестив руки на груди и даже слегка нахмурившись. Впервые за время нашего знакомства я увидела ее такой серьезной. Потом она словно встрепенулась и сказала:

– Пойдем остальное покажу. Кухню, ванную, туалет… В общем, экскурсия продолжается.

Я поплелась за Варей, попутно еще раз оглядев свое новое пристанище. О каком подвохе говорила моя соседка? Комната как комната, не считая ее размеров, конечно. Наверное, именно скромный метраж Варя и имела в виду.

Мы прошли на кухню. Огромная, с кирпичными стенами, белым минималистичным гарнитурчиком и деревянным круглым столом посередине. На столе – синяя скатерть в клеточку. В углу – то самое фортепиано, на котором никто не умел играть. На подоконнике стояла ваза с букетом белых пионов.

Окна кухни, как и в маленькой комнате, выходили во двор. Здесь было непередаваемо уютно. Обстановка располагала.

– Садись, – пригласила Варя.

Я тут же послушно уселась. Варя полезла в один из кухонных шкафчиков и достала сырные чипсы «Лейс». Распечатала пачку и положила передо мной. Я удивленно на нее посмотрела.

– У тебя, кстати, как с готовкой? – спросила Варя.

– Да особо никак, – честно ответила я.

Мне не приходилось готовить дома. У папы нас кормила Татьяна. Готовила она много, но все какое-то не очень вкусное – постное, несоленое. Говорила, что это здоровая пища, но, по-моему, здоровая пища должна хотя бы выглядеть аппетитно. Меня еда Татьяны не вдохновляла. Алик тоже обычно морщился и вместо ужина забегал в «Бургер Кинг» за углом. Один только папа ел все, что дают, да еще отвешивал Татьяне комплименты.

– У меня пока тоже никак, – вздохнула Варя, – честно говоря, надеялась, что моя новая соседка будет уметь готовить. Но нет так нет. Можем роллы заказать.

– Угу.

Варя молчала ровно секунду, а потом снова загорелась. У меня сложилось впечатление, что она вообще не может без своих озарений. У нее не голова, а Дом Советов.

– Слушай, а давай вместе будем учиться готовить, а? Можем даже какие-нибудь соревнования замутить, кто лучше. Приз какой-нибудь обозначить… Например, в конце месяца – бутылку дорогого игристого.

– Я не пью, – сказала я.

– А что? Болеешь?

Я рассмеялась.

– Почему сразу болею? Просто не люблю. Ты знаешь, сколько калорий в алкоголе?

– А здесь сколько калорий? – разочарованно спросила Варя, кивнув на пачку с чипсами.

– И здесь достаточно, – ответила я, – это вообще гадость.

Варя обреченно махнула рукой и потянулась к чипсам. Она так аппетитно хрустела, что я не удержалась и придвинула к себе пачку. Так мы и уплетали сырные чипсы вдвоем. Харви сидел у наших ног и жалобным взглядом поочередно гипнотизировал. Окна на кухне были открыты, и короткие занавески на огромных окнах то взлетали, то медленно опускались. А Жорик по-прежнему играл на фортепиано.

В детстве мне никогда не разрешали есть чипсы. И шоколад тоже. Бутерброды, фастфуд, сдобные булки были под строгим запретом.

– А каким спортом ты занималась? – спросила Варя, подперев голову рукой.

– Фигурным катанием. Я успела получить звание «Мастер спорта». А потом получила травму, и пришлось все бросить.

– Да? Ох, как жалко. Папа сказал, ты в Академию художеств поступать собираешься. Хорошо рисуешь?

– Надеюсь, – смутилась я. Когда дело касалось картин, я сразу закрывалась еще больше. Мне по-прежнему не верилось, что я решилась на этот шаг – бросила учебу на экономическом в своем городе, сбежала из дома и отправилась в чужой город вслед за мечтой.

– Какая ты разносторонняя, Агния! – восхищенно проговорила Варя.

– А ты на кого учишься? – спросила я. Варя знала обо мне хоть что-то. Я же о ней – совсем ничего.

– Дизайн костюма и аксессуаров, второй курс, – с готовностью ответила Варя. – У нас группа классная. Дружная.

Мне было немного страшно говорить на эту тему. Какая группа будет у меня? В университете я так и не смогла ни с кем подружиться. Да и в школе не особо общалась с одноклассниками. Варя, уже в который раз прочитав мои мысли (экстрасенс она, что ли?), ободряюще улыбнулась.

– Не волнуйся! Все будет круто. Поступишь и друзей найдешь, – пообещала она.

Я улыбнулась ей в ответ. Славная она все-таки. И квартира чудесная… Но уже спустя несколько секунд улыбка резко исчезла с моего лица, и Варя тоже перестала радоваться. Настороженно посмотрела в ответ.

– Не двигайся, – предупредила я.

– А что такое? – перепугалась Варя, все-таки замерев. Сквозняк развевал ее светлые кудряшки.

– Ты под прицелом.

– Чего-чего?

У Вари на лбу красовалась красная точка. Будто снайпер навел на нее свой прицел и вот-вот спустит курок.