Глава 15. Юля

– Завидую иногда Алиевым, – выговаривает Алан, чуть-чуть грустно вздыхая. – Что бы ни случилось, они всегда есть друг у друга.

Братья только что уехали. Эмиль живёт недалеко от института в квартире Алиевых. Оставаться в гостинице Дамик не захотел.

Мы неплохо провели день. Гуляли по набережной, потом зашли в кафе поужинать. Много смеялись и болтали.

– Да, это здорово, – отвечаю, прикрывая рот и зевая. – Но Дамик с Эмом не всегда были дружными. В девятом классе влюбились в одну девчонку и почти год не разговаривали.

– И как потом помирились? – ахает Галя.

– А она уехала из города. Уж не помню куда, но родители братьев тогда выдохнули, а в семье поселился долгожданный мир.

В лобби-баре гостиницы приглушенный свет и обстановка располагает к таким задушевным беседам. Пусть внутри немного беспокойно, особенно после звонка родителям. Пришлось долго объяснять им, что решение остаться полностью моё и Алиевы тоже остаются.

Рудаков придвигается и обнимает крепче. Чем быстрее приближается ночь, тем его объятия становятся откровеннее, а я… смотрю напротив всё отчаяннее. Смотрю на растянувшуюся в кресле здоровенную фигуру зависающего в телефоне Демидова.

Естественно, наш Айсберг никуда не улетел. Он ведь такой исполнительный и правильный, считает, что, если мы прибыли в Москву вместе – уезжать должны тем же составом.

– Я вот один в семье. Раньше, казалось, классно – все плюшки мне, даже наследство в случае чего, – горько усмехается Алан, – а сейчас жалею.

– А у меня сестренка младшая есть, – делится Галя смущенно.

– Сколько ей? – включаюсь в разговор со своей соседкой по комнате.

В гостинице, выбранной Демидовым, мы сняли три номера. Один для нас с Галей и два отдельных – для Льва Викторовича и Рудакова.

Правда, Алан надеется, что я буду ночевать с ним. Но… в общем, ещё не решила.

– Иришке только пять, – улыбается наша староста. – Я по ней очень скучаю, хорошо хоть видеосвязь спасает. Мы с ней по вечерам болтаем. Лев Викторович, а у вас есть кто-нибудь? – открыто спрашивает.

Слежу за тем, как синие глаза лениво поднимаются и первым делом фокусируются на моем лице, а затем обводят взглядом всех присутствующих.

– Что? В каком смысле? – хмурится.

Он что нас не слушает?.. С Морозовой переписывается?..

– Ну, мы обсуждаем есть ли у нас братья или сестры, – продолжает Галя. – У Алана нет никого, у меня вот… Иришка. У Юльки есть Мирон, его все знают.

– Кто бы сомневался, – закатывает глаза Демидов и я усмехаюсь, но когда вижу, что он засекает, резко делаю лицо серьезным.

Черт.

– А у вас, Лев Викторович?

– Пашка, брат. Десять лет, – получается это ему он передавал привет в разговоре с отцом?..

– Ой, как здорово, – Галя машет руками. – Вы близки?

Демидов склоняет голову и трудно вздыхает, а потом резко поднимается.

– Я пойду, – произносит равнодушно, снова бросая взгляд на нас с Рудаковым. – Сбор на завтраке. В девять. Надо успеть добраться в аэропорт.

Лихорадочно сминаю салфетку. Вот и всё.

Он уходит.

Ему действительно всё равно. Буду ли я ночевать с Аланом или одна? Да хоть вообще в номер не приходи.

– Я что-то не так сказала? – спрашивает Мухаметова, посматривая на удаляющуюся широкую спину. – Блин, теперь зачет мне не поставит.

– Не переживай, – успокаиваю её. – Он даже не вспомнит.

– Думаешь?

– Развал, девчонки, – произносит Алан потягиваясь. – Ты ведь ко мне? – обращается уже ко мне.

Решение принимаю молниеносно. Киваю. Галя тактично молчит и когда все вместе поднимаемся на второй этаж, прощается.

Мы же заходим к Рудакову и быстро скидываем обувь. Пока я скрываюсь за дверью ванной комнаты, Алан, небрежно скинув покрывало на пол, расправляет постель.

– Иди ко мне, зай, – тянет меня за руку.

Просто не верится, что сейчас всё случится… Ноги подкашиваются от волнения.

Опускаюсь на простыни и стараюсь думать о чем угодно.

Боже. О чем угодно, лишь бы не о чужих руках на моём теле, которые раздевают… и касаются в самых разных местах.

Это пытка, которая снится мне каждую ночь. Пытка, которую много раз пытались вытравить из моего сознания. Гипнозом, аффирмациями, психоанализом.

Я не люблю прикосновения в темноте.

Не выношу запах перегара.

А ещё когда меня окружают сразу несколько мужчин.

И черт возьми, в данный момент я прикрываю глаза от бессилия, потому что в этой комнате нет ничего из перечисленного.

Рудаков здесь один. Он трезв. В номере горит приглушенный свет, и мы вроде как шли к этому давно. Почему же я не могу расслабиться?

Почему?..

Проворные пальцы одну за одной расстегивают пуговицы на моей кофточке. Когда добираются до последней, ладони ныряют под неё и разводят тонкую ткань по сторонам.

Задерживаю дыхание.

– Ты такая красивая, Юлька, – шепчет Алан, рассматривая атласный лиф шоколадного цвета и впалый живот.

Закидывает руку за плечо и тянет футболку наверх. Сняв, отшвыривает в сторону.

Молча изучаю обнаженную грудь, абсолютно ровный, идеальный пресс и резинку желтых трусов, выглядывающую из-под пояса джинсов.

– Снимем это? – спрашивает он, указывая на лиф.

– Попозже, – шепчу, облизывая пересохшие губы.

– Окей, малышка, как скажешь, – улыбается Алан сексуально, чешет выбритую наполовину бровь и склоняется над моим лицом.

Опускаю взгляд, замечая внушительный бугор в паху. Где взять сил на это всё?..

– Хочу тебя целовать, – говорит он, касаясь губами моей щеки. – Можно?

Киваю и сама его целую. Первая. Глаза держу открытыми, потому что единственное чего сейчас не хочу – представлять другого. Или других…

Сначала всё идет хорошо. Мне даже приятно. Ощущение, что начинаю плыть по волнам и всё больше раскачиваюсь, а солнце сверху припекает, припекает… М-м-м.

Кажется, наконец-то успокаиваюсь.

Губы у Рудакова теплые и вкусные, изо рта не пахнет. Не дай бог, вообще-то. Целовалась я однажды на свидании с парнем, которому потом с умным лицом посоветовала проверить пищеварительную систему. Что-то там явно было не так.

Обнимаю шею Алана и пальчиками вспахиваю короткий ежик на голове, затем робко оглаживаю лопатки. Неожиданно перенесенный на меня вес его тела встречаю сравнительно стойко, но снова чуть напрягаясь внутренне.

Живи, живи, живи.

Это секс. Все им занимаются. Даже мопсы, черт возьми.

– Разведи ноги, малыш, – шепчет Алан, дыша, как паровоз. Ещё не понимает, что тремя словами выколачивает воздух из моих лёгких и совершает роковую ошибку.

Вспышка.

Мои зрачки расширяются, а нутро горячим паром обдаёт. Тело становится натянутым, как струна.

В глазах ужасающее пламя. «Противопожарные» системы организма стремительно мобилизуются и словно из брандспойта стреляют первые, обжигающие роговицу слезы.

Стоп. Упираюсь в жёсткие плечи и резко отталкиваю Рудакова от себя. Нет.

Это. Просто. Невозможно.

Соскакиваю, всхлипывая и утирая щёки тыльной стороной ладони. Судорожно управляюсь с пуговицами как придётся.

– Да что не так? – непонимающе узнаёт Алан, поднимаясь с кровати вслед за мной. – Зай, я стараюсь быть ласковым. Что случилось? Можешь мне сказать?

Если бы я знала.

Лев Викторович мне приказал жить.

«Живи, Юля».

Твою мать, проклятый Айсберг.

Разве это так просто?

Разве можно жить, когда внутри всё выжжено дотла? Разве можно жить, когда душу утрамбовали и там… в сердце гробовая тишина?

Да-да, его душа заморожена. А моя мертва.

Мертва.

Есть ли в трупе хоть что-то живое? Это также противоестественно, как если бы Лев Викторович вдруг решил поучаствовать в конкурсе «Самый жизнерадостный человек на планете».

– Прости, – проговариваю тихо. – Я не могу, Алан. С Галей переночую.

– Блядь. Пиздец какой-то.

Рудаков скидывает с тумбочки лампу и телефон. Не обращая внимания на поток нелицеприятных эпитетов, хватаю рюкзак и выскальзываю из номера.

В длинном коридоре, как в тоннеле, пусто и жутковато, потому что одна из лампочек, размещенных в светильниках на стенах по обе стороны, мигает от неисправности.

А что мне терять, в общем-то?..

Целенаправленно прохожу свой номер и направляюсь к восемнадцатому.

Долго изучаю покрытые золотой краской цифры. Мне, как фанату игры в лото, они сейчас кажутся как никогда символичными.

Протягиваю ладонь и, сжав её в кулак, стучу.

В ночной тишине раздаются тяжелые шаги, а затем дверь отворяется, а в лицо мне бьёт яркий свет.

Лев Викторович нахмуривается и удивленно задирает брови. Быстро пробегаюсь глазами по взлохмаченным волосам, расстёгнутой до середины груди рубашке, ослабленному ремню на джинсах и босым загорелым ногам, а затем завороженно слежу за его взглядом, который обвиняюще останавливается в районе моей груди.

Черт. Прикрываю её рюкзаком, потому что в агонии пропустила одну петельку.

Снова смотрю на Демидова, вырисовывая на строгом, красивом лице незамысловатые линии.

Только не гони меня. Умоляю.

– Что случилось? – нарушает он тишину первым.

– Всё хорошо, – выдыхаю, посильнее стискивая лакированную кожу.

Озираюсь виновато. Если сейчас в коридор выйдет Мухаметова или Рудаков я ведь со стыда сгорю.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он преподавательским тоном.

Обращаю внимание на то, как его пальцы сжимают дверь, и безбожно краснею.

– Кажется, я знаю, как решить проблему, Лев Викторович…

– У меня нет проблем, Юля. Ты ошиблась.

– Вы же сами спрашивали, что вам нужно сделать, чтобы никогда больше меня не увидеть?..