6

Урок музыки

Вернер был профессором консерватории по классу скрипки. Еще он дважды в неделю подрабатывал, обучая музыке начинающих. Это был человек обходительный, гурман, любивший ужинать в ресторане в одиночестве. Он женился слишком молодым, давно развелся и не жалел об этом. Секс в его жизни свелся к статусу анекдота, и у Вернера не было никакого желания завести связь с другой женщиной; ухаживание, с его точки зрения, было непозволительной тратой времени. Но под этой личиной скрывался гораздо более сложный человек. От музыки Брамса у него навертывались слезы на глаза, из-за чего он отказывался играть его своим ученикам, никто из которых не догадывался, что под конец каждой субботы их профессор уходит из дому и час едет на поезде в большую танцевальную школу, где собираются любители танго. Эта тайная страсть была у Вернера еще во времена его брака. Он так и не осмелился признаться в ней жене, которая в конце концов заподозрила его в посещении любовницы. Однажды она проследила за ним до вокзала, села в его поезд и заняла место позади него, чтобы наблюдать за ним через стекло между двумя вагонами. Когда он сошел, она последовала за ним. Вернер давно ее заметил, но увидел в ее поведении повод для более серьезных претензий, чем те, которые могла предъявить ему она. Но до выяснений дело не дошло. Мадам Вернер увидела, как ее муж танцует танго и опрокидывает мужчину вдвое выше его ростом, держа его за талию, и испытала страшный приступ ревности, тем более необъяснимой, что она терпеть его не могла. Как писал Ромен Гари, можно с ума сойти оттого, как мало капель воды нужно для переполнения сосуда. Она раздраженно отвернулась и была такова. Вернувшись домой, Вернер нашел у двери чемодан со своими аккуратно сложенными вещами.



Два часа поездок туда-сюда по субботам Вернер любил посвящать чтению, и чтение его было таким же сложным, как он сам. До всего любопытный, он в конце концов завязал отношения если не дружбы, то уважения и симпатии с хозяином книжного магазинчика недалеко от вокзала.



Митч не забыл, как огорчился профессор музыки, когда он сообщил ему, что больше не сможет выполнять его заказы. С недавних пор в список запрещенных для продажи книг внесли «О мышах и людях» [повесть Джона Стейнбека, 1937 год] за якобы похотливые и вульгарные диалоги. Вернер не просто огорчился, он пришел в ярость и обозвал цензоров невежественными кретинами, ханжами и даже «пожирателями дерьма». Поэтому, когда в очередную субботу Вернер заглянул перед поездом к нему в магазин, Митч задумался о его «кандидатуре». Вернеру как преподавателю платило правительство, что делало его случай щекотливым, но Митч не собирался спотыкаться о подобные предрассудки. Между прочим, после введения закона о запрете школьного образования для детей из семей нелегалов некоторые учителя стали подделывать классные журналы, чтобы такие дети могли учиться и дальше; другие прятали «нелегальных» учеников при рейдах иммиграционной службы. Вернер явно принадлежал к такому разряду людей.

Пока тот изучал книги на одной из тумб, Митч стал покашливать, да так, чтобы Вернер встревожился; при новом приступе кашля профессор подошел к нему.

– Горло беспокоит? У меня есть леденцы от кашля, хотите? – предложил он.

– Мышь под прилавком, – ответил Митч в манере шпиона времен холодной войны.

– Их становится все больше, – стал возмущаться профессор. – А что вы хотите, если мусор теперь вывозят всего трижды в неделю? Нас убеждают, что экономика на подъеме, это у наших соседей якобы разгром, как на Березине, а вот у меня впечатление, что слово «экономика» стало синонимом требования затянуть пояса, в особенности наши.

– Я не об этой мыши, – пробормотал Митч.

– Какой-то вы странный нынче утром… Что еще за мышь у вас под прилавком, если, конечно, эта фраза что-то означает?

Митч опустил глаза, и Вернер подумал, что ему вдруг взбрело в голову показать свое мужское достоинство, хотя эта мысль продержалась не более секунды, так как он не держал хозяина магазинчика за умалишенного. Чтобы снять все сомнения, он сам заглянул под прилавок и, увидев на обложке книги фамилию Стейнбека, бросил на Митча суровый взгляд.

– Только не говорите, что вы торгуете из-под полы, я бы ужасно расстроился.

– Нет, мсье Вернер, я не собираюсь ее вам продавать.

– Понимаю, тяжелые времена – удобный случай вздуть цену.

– Речь не о деньгах, не хочу, чтобы меня прикрыли.

– Тогда зачем это лицемерие, раз вы не можете ее мне продать?

В этом момент в магазин вошла покупательница; Митч торопливо наклонился к Вернеру.

– В законе ничего не сказано о возможности аренды, улавливаете нюанс?

Профессор стал обдумывать нюанс с величайшей настороженностью, чувствуя, что здесь требуется весь его ум. Он был старше хозяина магазинчика, более оторванного от реальности, чем он раньше предполагал; другое дело, что Вернер уже с юности ощущал себя старичком, и сейчас он подумал, что Митч обратился к нему из-за этого, он был уверен, что услышал в его голосе потребность в одобрении. Внезапно обретя авторитет, он жестом повелел Митчу избавиться от помехи. То, что их сейчас занимало, было не в пример важнее какой-то покупательницы.

Мадам Берголь была частой клиенткой магазина с неутолимой страстью к чувственным романам, но при этом с привычкой заглядывать сюда каждый день, читать одну главу и уходить с пустыми руками; это сопровождалось еще и страшной тугоухостью. Митча ее присутствие не тревожило. Чтобы успокоить Вернера, он дождался, пока она доберется до тумбы с предметом ее интереса и погрузится в чтение с того места, где остановилась накануне, и крикнул:

– Мадам Берголь, как насчет прочесть нам вслух знойное местечко?

Та и ухом не повела.

– Ну, раз вы спрашиваете мое мнение, – зашептал Вернер, – то, как по мне, вы опасно играете со словами, друг мой.

– Профессиональная деформация, – отозвался Митч.

Вернер протянул руку, схватил Стейнбека и ловко спрятал в свою сумку.

– Поступим осторожно: вы ее мне одалживаете, я возвращаю ее вам в следующую субботу, так у меня будет неделя на обдумывание вашей идеи. Не говорю, что она плоха, но она требует изучения, особенно раз вам грозит запрет на торговлю.

Он простился с Митчем, прошел за спиной у мадам Берголь и покинул книжный магазин, чтобы ехать на урок танго.

____________________

Во второй половине дня в магазине было оживленно, не то что в обычные скучные будни. Пара со средствами, недавно из провинции, накупила целый рюкзак детских книг, очистила тумбу с детективами и не пренебрегла изящной словесностью. Митч сновал туда-сюда, отвечал на вопросы, старался всех обслужить. Под вечер, оставшись без сил, он подвел баланс, подготовил заказы на предстоящую неделю, навел порядок на тумбах и закрыл магазин в 18:30, сразу после прихода Матильды.

– Здесь загадочная атмосфера, когда пусто, – сказала та.

– У меня избыток загадочных дней, – ответил он, выпуская ее из задней двери.

Темнота во дворике сделала свое дело: Матильда уцепилась за его руку, но вместо того, чтобы поторопиться на улицу, сосредоточила все внимание на люке, поглядывая на Митча так, что понятно было, что ее интересует диванчик, о котором она не переставала думать после их первой ночи.

– Это вход в твою потайную пещеру?

– Не совсем, – ответил Митч. – Лестница ведет просто в подвал.

– Скажи мне правду, – не унималась Матильда.

– Идем, поужинаем, где захочешь, мне надо сменить обстановку.

Матильда серьезно на него посмотрела, уперев руки в бока.

– Если ты мне не доверяешь, это не страшно, но тогда я предпочитаю вернуться домой и больше тебя не видеть.

Даже если ее тон звучал фальшиво, Митч предположил, что она может исполнить свою угрозу. Было уже поздно, чтобы успеть на последний поезд, а ночевать в магазине у него не было никакого желания. Силуэт Матильды, наклонившейся над люком, предвещал неминуемое поражение. Он достал из кармана ключи и отпер замки.

– Спускайся первой, – сказал он, поднимая крышку. – Смотри, не упади, ступеньки шаткие.

Матильда спустилась в подвал, Митч за ней, опустив за собой крышку.

Старый антиквар, продавший свой магазин Митчу, наблюдал за ними из окна третьего этажа дома, задняя стена которого выходила на дворик.

____________________

Митч зажег в подвале свет, подошел к книжному шкафу и надавил на его внутреннюю стенку. Раздался щелчок, панель повернулась на оси. Матильда вытаращила глаза, как будто перед ней предстало чудо. Она пошла вперед медленно, собранно, как в подземную часовню. Походила, довольно безразлично пробежала взглядом по книгам на полках, зажгла лампу на столике и подошла к барной стойке, чтобы ловко запрыгнуть на нее и скрестить ноги.

– Это просто волшебно! – выдохнула она.

– Пришлось потрудиться, – бросил Митч.

– Это место заслуживает лучшего, – высказалась она.

Митч вздохнул, не успев его похвалить, она уже нашла, за что его упрекнуть.

– Не станешь же ты таскаться вверх-вниз и делиться этаким сокровищем по капле, как старый скряга?

– Хочешь, чтобы я повесил в витрине объявление: у меня в подвале имеются все запрещенные книги, я открыто плюю на власть?

– Что-то в этом роде, но, конечно, потоньше.

Митч слишком устал, чтобы отвечать на ее подтрунивания и играть в ее игры. Он выразительно посмотрел на лестницу, давая ей понять, что пора уходить. Матильда стянула с себя свитер, сняла майку, обнажив груди и бледную кожу, пахнувшую вечерней свежестью, поманила его к себе, обвила ногами.

– Давай без препирательств, – сказала она, целуя его.

____________________

После секса она повела его в одно из тех мест, секретом которых владела. Это был прокуренный джаз-клуб, где он быстро опьянел от табачного дыма и запаха марихуаны. Вечер закончился в студенческой комнате, которую она снимала в городе. В комнате ничего не было, кроме столика, стула и матраса на полу, с толстой периной. Ванная была крохотная, но она затащила Митча под душ. Он так вымотался, что сдался и растянулся на матрасе. Матильда, еще полная сил, прильнула к нему.

– Думаешь, бывают места с особым предназначением?

– Для чего? – спросил, зевая, Митч.

– Для хорошего, для плохого, для любви, для ненависти, для проклятия, для спасения.

Митч закатил глаза. Он был убежденным атеистом, даже если их с Матильдой любовь имела райский привкус.

– Тебе никогда не случалось, войдя куда-то, почувствовать себя божественно и не желать уходить, или, наоборот, задыхаться и рваться вон? – не успокаивалась она.

– Возможно, – ответил он с тяжелыми веками.

– У меня есть объяснение. – Она повернулась к нему, оперлась о локоть, подложила под щеку ладонь.

– Стены заряжаются энергией, положительной и отрицательной. Например, есть места – настоящие любовные гнездышки, а есть – преддверия разлуки. Когда где-то произошли ужасные вещи, это чувствуется, то есть я такое чувствую, а ты? Митч, если ты уснешь, я тебя выставлю!

Он открыл глаза и обнаружил, что глаза Матильды искрятся нетерпением. Ей хотелось поделиться чем-то важным для нее, до того важным, что она не могла себя побороть. Матильда делала, что хотела и когда хотела, и не допускала возражений.

– В XVI веке один плотник строит на опушке леса домишко. В те времена плотникам было положено ампутировать руки-ноги раненым, а так как происшествий было полно, он отвел под это дело угол своей мастерской. Когда он умер, его дело продолжил сын, а потом дом и мастерскую уничтожил пожар. Спустя несколько десятков лет лес вырубают, чтобы построить на его месте поселок. Начинается война, в сарае устраивают лазарет – в том самом месте, где раньше жил плотник. Поселок разрастается в городок, лазарет превращается в сельскую лечебницу. Проходит столетие, городок становится большим городом, лечебница – больницей.

– Что за больница? – спросил Митч.

– Университетский больничный центр нашего города, можешь себе представить?

– Где ты все это узнала?

– В самом больничном центре… Где я, по-твоему, учусь? Это место изначально было предназначено для ухода за недужными. А теперь поразмысли: то, что ты нашел под своим магазином, не плод простой случайности.

– Моему подвалу было предначертано стать подпольным книжным магазином? – спросил Митч с легкой иронией в голосе.

– Что там происходило до того, как ты пробудил его ото сна?

– По словам прежнего владельца, там перепродавали краденое. По-моему, там собирались, чтобы выпивать, танцевать и играть на деньги во времена, когда беспутство было под запретом.

– Что я тебе говорила! Твоя потайная комната создана для того, чтобы там шла борьба за свободу.

И Матильда поспешила поведать Митчу, что он должен предпринять, чтобы не остаться просто мечтателем, а внести свой вклад в то, что она уже называла решающей борьбой за справедливость.



У Матильды была способность побеждать лень, будить в мужчинах амбиции, о которых те не подозревали до того, как лечь с ней в постель.