Глава II

1936 год



Звезды. Они искрятся, мерцают, переливаются таинственным ледяным светом. Их сотни, тысячи, бесчисленное множество. Лиловые и синие завихрения сливаются в неведомые фигуры и распадаются на далекие галактики. Кажется, протяни руку и сможешь дотронуться до холодной поверхности звезд. Они всколыхнутся, затрепещут и разлетятся, словно пуганые птицы, в разные стороны…

Маргарет медленно открыла глаза и устремила долгий задумчивый взгляд на пустой холст. Неожиданно рука с тяжелой кистью сама принялась порхать по шершавой поверхности. Появились первые очертания картины. Обычно Маргарет долго примерялась, делала бесконечные наброски и беспощадно уничтожала получившееся до тех пор, пока изображение не достигало точного соответствия с тем, как она его представляла в мыслях.

Впрочем, иногда что-то менялось, и наброски делать не требовалось. Это было редкое, а оттого особенно ценное чувство, которое Маргарет всеми силами пыталась удержать в себе как можно дольше. В такие моменты она переставала контролировать движения руки и словно в забытье отдавалась импровизации. Это странное состояние одновременно влекло и пугало: порой казалось, что кто-то другой, невидимый ее взору, стоял за спиной и водил ее руку по холсту.

Среди великого множества сюжетов для картин Маргарет всегда отдавала предпочтение морским пейзажам. И они, к слову, выходили совершенно великолепными. Любой, кому посчастливилось увидеть картины Маргарет, находил, что, будь то тихая гладь или кипящие волны, они неизменно производили впечатление «подлинности». Казалось, еще немного – и вода сорвется с холста и выплеснется в комнату, затопив все вокруг. Такое увлечение морскими пейзажами легко объяснялось: усадьба, некогда принадлежавшая родителям художницы, находилась совсем недалеко от курортного города Брайтон на юге Англии, и Маргарет в детстве часто отправляли в сопровождении гувернантки понежиться на морском берегу. Разумеется, купаться в ледяных водах Северного моря девочке строго-настрого запрещалось, потому оставалось лишь наблюдать за бурлящими волнами с берега, расположившись на острой гальке.

Страсть к морю передалась Маргарет от отца, владельца крупной судостроительной компании. Он мог часами пропадать в море на своей белоснежной яхте, а вернувшись, сиял от радости, потирая загорелые руки. Маргарет слезно упрашивала отца взять ее в плавание, но тот лишь снисходительно смеялся. Наверное, все стало рушиться именно после продажи яхты…

Год назад Маргарет, которая в то время училась в частном пансионе для девушек, получила от отца весьма странное письмо. Едва развернув его, она сразу заметила, как поменялся почерк папы. Всегда ровные и изящные буквы вдруг запрыгали по бумаге невнятными закорючками. В письме отец сообщал Маргарет, что с великим сожалением был вынужден распрощаться со своей «Фантазией» (так называлась яхта). Что значит «распрощаться»? Почему? Ведь он так ее любил!

Он не написал о том, что из-за экономического кризиса, бушевавшего по всей стране, его компания окончательно обанкротилась и продажа яхты была наименьшей из бед. Спустя недолгое время после получения странного письма произошло нечто абсолютно непредвиденное, а оттого еще более ужасное.

Был поздний вечер, и большинство учениц пансиона уже улеглись в постели, то и дело перешептываясь и сдавленно хихикая. Мысли Маргарет беспорядочно прыгали от надвигающегося экзамена по литературе к запланированному на выходные пикнику, который организовывала классная дама. Расчесав свои черные как уголь кудри, она уже направилась было к кровати, как вдруг в дверь спальни кто-то с силой застучал.

Все девушки тут же приподнялись с постелей, устремив любопытные взгляды на источник шума. Дверь приоткрылась, и в проеме показалась мисс Флеминг, управляющая. Она обвела девушек своими блеклыми глазами и, остановив их на хрупкой фигурке Маргарет, воскликнула:

– Мисс Астор, прошу за мной!

Маргарет растерялась:

– Но, мисс Флеминг… Я не одета…

– За мной! Дело не терпит отлагательств! – настойчиво крикнула управляющая и скрылась в дверях.

Делать было нечего: пришлось поспешить за непреклонной мисс Флеминг в одной ночной рубашке. Они молча шли по темному коридору, с черных стен которого за ними внимательно наблюдали с портретов великие деятели прошлого и почетные выпускники. Мисс Флеминг деликатно постучала в массивную резную дверь, после чего осторожно заглянула и сообщила о визите Маргарет.

– Пожалуйста, заходите, мисс Астор! – донесся из кабинета властный голос директрисы пансиона.

Управляющая тут же удалилась, а перепуганная Маргарет робко вошла. В кабинете было совершенно неуютно: множество книжных стеллажей, переполненных безликими изданиями, поднимались к самому потолку и занимали практически все стены. Казалось, зацепи нечаянно одну из полок, и все книги лавиной обрушатся вниз, завалив посетителя с головой.

За огромным письменным столом восседала мисс Смитс, дама почтенных лет с тяжелым взглядом и армейской выправкой. Она никогда не улыбалась, совершенно не терпела шуток и ненавидела всех, кто находился в хорошем настроении.

– Садитесь, мисс Астор, – указала директриса на кресло напротив. – У меня для вас плохие новости.

Вести были действительно прескверными. Выяснилось, что после того, как компания отца Маргарет обанкротилась, он запаниковал и вложил все оставшиеся деньги в некое сомнительное дело. Разумеется, ни к чему хорошему это не привело, и, лишившись последних средств к существованию, отец решил избавиться от всех проблем, приставив револьвер к виску.

Маргарет сидела в кресле, не видя ничего вокруг. Услышав о скоропостижной смерти отца, она вскочила было на ноги, но тут же почувствовала, будто под ногами открывается черная бездна. Очнулась Маргарет в больничном крыле от отвратительного запаха микстуры.

На следующий день ей сообщили о том, что оплачивать ее дальнейшее обучение некому. Семья Маргарет, которая теперь состояла лишь только из нее одной (мать давно умерла от продолжительной болезни), была абсолютным банкротом. Ей позволили доучиться два месяца, после чего двери пансиона навсегда захлопнулись за спиной несостоявшейся ученицы.

Согласно завещанию отца, которое он предусмотрительно составил несколько лет назад, опека над юной Маргарет в случае его смерти переходила к его родной сестре леди Руфи Берримор. Она была вдовой некогда очень состоятельного лорда Берримора, жила в Лондоне и имела совершенно ужасную репутацию. Но, как всем известно, родственников выбирать не приходится, и Маргарет была вынуждена переехать к тете.

Леди Берримор жила в шикарной, но достаточно небольшой по меркам аристократии квартире, располагавшейся в доме неподалеку от Трафальгарской площади. Недвижимость эта досталась ей в качестве извинения за некое «недоразумение» от супруга, лорда Берримора. Как только документы были оформлены, Руфь в спешке переехала сюда, а ее муж остался жить в особняке за городом. Впрочем, вскоре после «недоразумения» лорд Берримор скончался (при весьма загадочных обстоятельствах, к слову), оставив после себя довольно крупное состояние. Руфь без доли колебаний продала особняк и зажила спокойной и беспечной жизнью в Лондоне.

К сожалению, беспечная жизнь быстро переросла в транжирство и зависимость от игровых домов и букмекерских контор. Леди Берримор с легкостью проигрывала огромные суммы год за годом, отчего состояние, столь удачно полученное после кончины супруга, постепенно таяло. В светских кругах шептались о болезненном пристрастии леди Берримор к азартным играм, ее чрезмерно экстравагантных нарядах и эксцентричных выходках.

Руфь любила роскошь, а еще больше обожала ее повсеместно демонстрировать. Вот только роскошь требует вложений, и денег стало не хватать. В разгар Великой депрессии, затронувшей и без того шаткое финансовое положение леди Берримор, пришлось резко сокращать расходы на привычную разгульную жизнь. Скрипя зубами, она уволила часть прислуги, продала несколько фамильных украшений и перестала посещать игорные заведения и скачки. Посторонним казалось, что Руфь одумалась и начала вести благоразумный образ жизни. Но это была лишь иллюзия.

Как известно, зависимость нуждается в пище. Лишившись доступа к любимым азартным играм, леди Берримор с удовольствием кинулась в крепкие объятия другой, еще более разрушительной зависимости – от увеселительных напитков, пристрастившись к ним не на шутку. С присущим ей стремлением к роскоши она заказывала редкие коллекционные экземпляры по немыслимым ценам. Прислуга знала: если леди Берримор приходила посылка в большом деревянном ящике, то вечером входить в гостиную было категорически воспрещено и передвигаться по квартире стоило на цыпочках, чтобы ни в коем случае не привлечь к себе внимание раздражительной хозяйки.

Любившая званые ужины и вечеринки, леди Берримор поначалу приглашала к себе представителей светского общества, однако вскоре выяснилось, что никто из знати не желает посещать эту «скандальную даму», как о ней отзывались многие. Тогда в апартаментах леди Берримор стали гостить менее привилегированные слои лондонского общества – различные спекулянты, разорившиеся и отчаявшиеся бизнесмены, выходцы из якобы благородных семейств с непроглядно темным прошлым.

Среди всех посетителей леди Берримор выделялся один отъявленный жулик, мистер Гудман, владелец небольшого аукционного дома в Ковент-Гардене. Сам он себя называл «коллекционером и антикварным энтузиастом». Прознав про бедственное финансовое положение леди Берримор, а также про ее патологическую боязнь кредиторов, аферист стал наведываться к ней, присматриваясь к ценностям в квартире. Тем более что после пары-тройки бокалов коллекционного вина леди Берримор становилась более сговорчивой.

Помимо антиквариата и прочих ценностей, у мистера Гудмана была еще одна причина появляться в гостиной леди Берримор несколько чаще, чем того требовали приличия. В присутствии Маргарет он сразу приосанивался, незаметно поправлял широкие усы и напускал на себя исключительно важный вид. Он следил за каждым ее движением, ловил каждый жест и, казалось, даже задерживал дыхание, как только девушка появлялась в гостиной.

Юной Маргарет, разумеется, был совершенно не интересен и даже неприятен этот старый, заносчивый и жуликоватый «энтузиаст». Она всегда старалась держаться от него подальше и находила любой повод, чтобы как можно скорее покинуть его общество.

Тем утром Маргарет с головой погрузилась в работу над новой картиной. В этот раз ей хотелось изобразить страшный шторм, клокотавший средь острых вспышек молний. Получалось удивительно хорошо, учитывая, что никаких набросков и эскизов Маргарет не сделала. Руки до локтей были перепачканы краской, волосы выбились из прически и назойливо лезли в лицо, но Маргарет ничего не замечала. Она отодвинулась от холста и вновь закрыла глаза, пытаясь поймать ускользающий образ…

– Мисс Астор! – раздался голос за дверью, и кто-то тихонько постучал. – Мисс Астор!

Маргарет разочарованно распахнула глаза, убрала за уши черные локоны и сдавленно произнесла:

– Да-да, чего тебе, Эмма? Входи!

Дверь скрипнула, и на пороге появилась молодая рыжеволосая служанка Эмма, сжимавшая в руках край белоснежного передника. Она всегда казалась Маргарет несколько потерянной, дезориентированной, каким бывает человек, которого внезапно разбудили в самый разгар глубокого сна. В разговоре взгляд Эммы рассеянно блуждал по предметам вокруг, редко останавливаясь на лице собеседника. Работала она медленно и вполсилы, отчего часто получала от леди Берримор множество упреков и колкостей. Маргарет не раз ловила себя на желании подойти к Эмме и встряхнуть за плечи как следует в надежде, что она очнется от своего странного забытья и превратится в нормального человека.

Так и сегодня, оказавшись на пороге комнаты, Эмма замешкалась и растерянно произнесла:

– Леди Берримор просили передать… Чтобы вы ступали в гостиную и встретились с мистером Гудманом.

Взгляд Эммы заскользил по холсту, невыразительное лицо служанки вытянулось:

– Как же красиво!.. Мисс Астор, это очень красиво!

Маргарет удовлетворенно улыбнулась. Ей, признаться, тоже впервые за долгое время нравилась собственная работа. Все созданное ранее казалось пресным и совершенно безликим, но эта картина была особенная. Иссиня-черные плотоядные волны, вздыбившиеся и готовые поглотить все на своем пути, мрачное небо, налитое тяжелыми тучами, которые вот-вот обрушатся острыми молниями на клокочущее море. И посреди всего этого ужаса, меж смертоносных волн, проглядывала крохотная фигурка моряка на небольшой лодке. Обречен ли он или все-таки есть призрачный шанс на спасение?

Маргарет любила добавлять в картины небольшие «послания» – то, что сложно заметить, если смотреть не вглядываясь. Она могла часами прорисовывать еле заметные детали тончайшей кистью, направив на холст увеличительное стекло, которое ей когда-то купил отец. Это был ее секретный и довольно ловкий способ сказать немного больше, чем первоначально может показаться. Заодно с помощью этого приема девушка могла с легкостью определить, кто внимательно изучал ее полотна, а кто с безразличием оглядывал их и с фальшивой вежливой улыбкой сообщал, что Маргарет «несомненно ждет большое будущее», после чего в следующую же секунду забывал о картине, равно как и о самой художнице.

Маргарет с показным недовольством направилась в ванную, где кое-как смыла краску с рук, после чего неторопливо вошла в гостиную. Руфь с элегантным видом устроилась на банкетке-лебеде и задумчиво перебирала клавиши на рояле. Любимая шелковая блуза с внушительным черным бантом, а также новая серая юбка из шерстяного крепа по последней моде говорили о серьезном намерении леди Берримор впечатлить гостя. Мистер Гудман, фамильярно облокотившись на рояль подле, что-то суетливо щебетал, но, заметив в дверях Маргарет, тут же стих.

– Тетя Руфь, мистер Гудман, – приветственно процедила девушка, стараясь игнорировать настойчивый взгляд последнего.

Леди Берримор резко сняла руки с клавиш, оценивающе оглядела племянницу и кисло произнесла:

– Дорогая моя, да у тебя все лицо в краске!

Маргарет провела пальцами по лбу и тут же залилась раздосадованным румянцем: второпях она совсем позабыла умыться. Однако мистер Гудман быстро подхватил разговор, расплывшись в широчайшей улыбке:

– О, мисс Астор, мы с леди Берримор как раз обсуждали ваш талант в рисовании!

– Неужели? – ядовито проронила Маргарет, попутно стараясь предположить, с какой целью тетя Руфь вдруг принялась хвалить ее картины.

Леди Берримор медленно развернулась к Маргарет. Ее тонкие накрашенные губы искривились в подобии вежливой улыбки:

– Я сообщила мистеру Гудману о твоем желании поступить в художественную академию. И, представляешь, он любезно вызвался помочь отыскать специалистов для рекомендаций к вступительным экзаменам! У мистера Гудмана есть отличные связи.

Маргарет перевела на гостя удивленный и вместе с тем настороженный взгляд. Тот театрально всплеснул руками, жеманно воскликнув:

– С вашего щедрого разрешения, мисс Астор, я бы мог одолжить несколько ваших наизамечательнейших картин к себе в офис и при удобном случае замолвил бы за вас слово одному… скажем так, влиятельному ценителю прекрасного! – Его глаза заблестели. – Леди Берримор обмолвилась также, что вы мечтаете о выставке. Что ж, кто знает, может, и это удастся организовать! С вашим-то талантом!

– Но… – начала было Маргарет, однако тут же осеклась: – Мистер Гудман, я очень вам признательна, и все же это наверняка стоит больших денег. А я сейчас испытываю некоторые… финансовые трудности…

Внезапно из коридора донесся оглушительный звон разбившейся посуды. Леди Берримор, разгоряченная вином, тут же вспыхнула и со словами «Криворукая Эмма!» выбежала вон из гостиной отчитывать служанку. Мистер Гудман дождался, пока хозяйка скроется в дверях, после чего мгновенно подскочил к Маргарет. С жадностью ловя ее взгляд, он сдавленно произнес:

– О, мисс Астор, для вас все это не будет стоить ни пенни! – Его хитрые маленькие глазки вдруг сузились. – Но, впрочем, есть одно условие.

Он тут же нагнулся к самому ее уху и шепотом озвучил «условие». Девушка в ужасе отшатнулась и уже собралась закричать в возмущении, но вдруг в ее глазах что-то промелькнуло, и она прикусила язык. Мистер Гудман, очевидно довольный произведенным эффектом, спокойно отошел к роялю в ожидании леди Берримор.

Вскоре Руфь, запыхавшаяся и еще более раскрасневшаяся, вернулась в гостиную и принялась громко жаловаться на прислугу. Она расхаживала из стороны в сторону, гневно размахивая руками. Один раз даже раздосадованно топнула каблуком, отчего лампы-ирисы на светильниках заколыхались, отбрасывая на стены и пол яркие блики. Маргарет наблюдала за этими отблесками, застыв в странном оцепенении, и не слышала ни единого слова тети. Прощаясь, мистер Гудман элегантно поклонился со словами:

– Я зайду к вам на следующей неделе и надеюсь получить ваши картины, Маргарет. – Он бросил на девушку многозначительный взгляд, после чего припал губами к руке Руфи. – О, леди Берримор! Был, как и всегда, рад нашей встрече! Да-да, к слову… Подумайте насчет моего предложения по поводу тех часов! Они вам совсем не нужны, а для меня было бы невероятной удачей заполучить такие в мою скромную коллекцию!

Едва за гостем захлопнулась дверь, леди Берримор вернулась к роялю, под крышкой которого, как оказалось, был припрятан бокал, и, расположившись на банкетке, устало кинула:

– Подумать только, этот идиот пытается выторговать у меня фамильные часы из золота за бесценок! И на что он только рассчитывает?

Маргарет нахмурилась:

– Не понимаю, зачем вы вообще его принимаете!

Леди Берримор вскинула тонкую изогнутую бровь и, одарив племянницу насмешливым взглядом, произнесла:

– У него имеется много полезных знакомств, к тому же… – Она разом осушила бокал и, громко стукнув им о рояль, продолжила: – Мне с ним не так скучно.

– Ну да, ну да, – недовольно пробормотала Маргарет и уже собралась было уйти, как вдруг тетя окликнула ее:

– К слову, ты не видела мой жемчужный браслет? Нигде не могу его отыскать… – Но, увидев, как Маргарет отрицательно покачала головой, Руфь добавила, горько засмеявшись: – Надеюсь, это не дело рук тех воришек, про которых трубят все газеты.

Она обвела взглядом помещение, точно пытаясь обнаружить какие-нибудь улики, способные указать на местоположение ее браслета, и, остановившись на Маргарет, вдруг сказала:

– Послушай, дорогая, почему бы тебе не начать писать картины на заказ?

Девушка озадаченно уставилась на леди Берримор:

– Ч-что вы имеете в виду?

Тетя Руфь медленно поднялась и, опершись о несчастный рояль, ледяным тоном ответила:

– Ты прекрасно знаешь, все то немногое, что тебе досталось от отца, скоро закончится! – Взгляд ее стал колючим и безжалостным. – И когда это произойдет, тебе придется найти мужа. Или хотя бы работу.

– Работу? – непонимающе посмотрела на тетушку Маргарет.

Леди Берримор разразилась недобрым смехом, так что черный бархатный бант, кокетливо заколотый под воротником блузы, стал прыгать и колыхаться.

– Уж не думаешь ли ты, дорогая моя, – зашипела она, просмеявшись, – что я буду оплачивать твою беззаботную жизнь из собственного кармана?

Не дожидаясь ответа, Руфь вышла из гостиной, предусмотрительно захватив с собой бокал и невесть откуда взявшуюся бутылку. Оставшись в одиночестве, Маргарет села на край плюшевого диванчика. Ее рассеянный взгляд блуждал по комнате и наконец остановился на большой картине с юношей, держащим за поводья лошадь. Картины на заказ? Эта мысль, признаться, не раз приходила девушке в голову, но она всегда с ужасом отгоняла ее.

Все дело в том, что состоятельные лондонцы, как правило, заказывали портреты. Богатые люди жаждали видеть свои лица, обрамленные в дорогие вычурные рамки, развешивали их в самых заметных местах и любовались ими, каждый раз проходя мимо. Сплошной нарциссизм, отвратительно! Впрочем, была еще одна причина, по которой Маргарет ненавидела этот жанр изобразительного искусства. Глаза на потретах. В старой усадьбе, где она жила в детстве, в малой гостиной над камином висел огромный портрет ее матери. Как же она была прекрасна: бледная фарфоровая кожа, темные локоны вокруг лица, белая лента в волосах и глубокий пронзительный взгляд черных глаз. Мать сидела вполоборота в призрачно-белом платье, а на фоне зеленели острые листья пальм в их зимнем саду.

После смерти матери Маргарет, будучи тогда шестилетним ребенком, стала вечерами тайком пробираться в гостиную и, устроившись в кресле перед портретом, рассказывала, как прошел ее день. Маргарет казалось, что мать слышит ее, и будто уголки нарисованных губ женщины улыбались при виде дочери. Вот только однажды девочка заметила, что и без того бездонные черные глаза матери стали словно еще чернее. Была ли то игра детского воображения или же с портретом действительно начала происходить какая-то чертовщина, никто, разумеется, не узнал. Но Маргарет стала как огня бояться изображения матери и рассказала обо всем отцу. Тот сразу распорядился снять картину и перенести ее к нему в кабинет (куда девочке вход был категорически воспрещен), а вместо портрета повесили заурядный пейзаж.

Маргарет с силой вынырнула из затягивающего водоворота мрачных мыслей и, глянув на часы, спохватилась: она уже опаздывала на встречу с подругами! Девушка кинулась в ванную и принялась с силой тереть лицо мочалкой, пытаясь избавиться от застывшей на коже краски. Приведя себя в порядок, она критически оглядела свою одежду в зеркале, приколола к фетровой шляпке любимую брошь в виде синего цветочка и, накинув кофту (несмотря на жаркое лето, в конце августа вдруг сильно похолодало), спешно направилась к выходу.

– Добрый день, Боб! – приветливо бросила Маргарет консьержу на первом этаже, который, как всегда, дремал за высокой стойкой. Тот встрепенулся, огляделся и, остановив сонный взгляд на девушке, кивнул ей и расплылся в улыбке.

Выбежав на улицу, Маргарет сразу пожалела, что не надела пальто. Сильные порывы холодного ветра пронизывали насквозь и дурашливо срывали шляпы с прохожих. Маргарет кинулась к подъехавшему двухэтажному автобусу с пестрящей рекламой виски и сигарет и, едва успев уцепиться за поручни, запрыгнула на ступеньку.

Пассажиров в автобусе было, по обыкновению, много. Завидев нужную остановку, Маргарет стала с силой протискиваться к выходу и по неосторожности наступила пожилой даме на ногу, обратив тем самым на себя несколько недовольных взглядов. Спрыгнув со ступеньки автобуса, девушка тут же принялась искать глазами своих подруг и, обнаружив тех возле цветочной лавки, радостно замахала рукой.

– Джейн, Бетти! – подбежала к ним Маргарет, запыхавшись. – Извините меня, я, как всегда, опоздала!

Джейн и Бетти были давними подругами Маргарет еще со времен учебы в пансионе. Обе они происходили из богатых семей: родители Бетти были представителями старой английской аристократии, а отец Джейн владел крупной типографией и недавно даже выкупил известную лондонскую газету.

Бетти звонко засмеялась:

– Не переживай, Мегги (так Маргарет называли знакомые), мы уже привыкли к твоим опозданиям! – Она тут же оглядела подругу, зацепившись взглядом за голубую брошь. – Какая красивая! Что это за цветок?

– Василек, наверное, – растерянно ответила Маргарет, добавив: – Постойте, а где Лотти?

Джейн и Бетти переглянулись.

– Лотти сегодня занята, – странным запинающимся голосом произнесла Джейн, всеми силами стараясь избегать взгляда Маргарет.

– Ах, пойдемте же! – воскликнула Бетти, взглянув на тяжелые узорчатые часы на стене старинного дома, и потянула подруг за собой. – Мисс Хью не терпит опозданий!

Девушки поспешно зашагали вдоль длинных помпезных зданий Риджент-стрит[2]. Всюду сновали люди, сигналили автомобили и недовольно ржали лошади, запряженные в повозки. Остановившись у небольшой шляпной мастерской, Бетти поправила выбившиеся локоны, обернулась к подругам и быстро шепнула:

– Только обещайте говорить честно! Если шляпка мне не подойдет – так и скажите!

Она рывком потянула на себя элегантную деревянную дверь с красивыми стеклянными вставками и поманила подруг. Они оказались в темном, однако же уютном помещении с лабиринтом из полок и витрин. Всюду были расставлены вазы с розами, гортензиями и лилиями, огромные светильники в виде пальм отбрасывали на стены и потолок приглушенный желтый свет, а с полок на покупателей смотрели раскосые глаза манекенов, на головах которых красовались роскошные женские шляпки на любой вкус.

– Мисс Хью! – воскликнула Бетти при виде строгой женщины за прилавком в глубине мастерской и устремилась к ней.

Джейн проследовала за Бетти, а Маргарет принялась бродить вдоль стеллажей, разглядывая замысловатые головные уборы. Чего здесь только не было! Шотландские береты с мягкими помпонами, изысканные и таинственные тюрбаны, небольшие шляпки с вуалью, федоры, пронзенные перьями фазанов, и необыкновенные фантазийные шляпы, щедро украшенные цветами, бантиками и огромными блестящими брошами. Деревянные половицы тихо поскрипывали под ногами Маргарет, пока та неспешно прогуливалась вдоль витрин, электрические лампы едва заметно мерцали, а широко распахнутые глаза восковых манекенов внимательно следили за каждым шагом девушки. «Как же здесь душно!» – подумалось вдруг ей.

– Мегги! Мегги, иди сюда! – послышался нетерпеливый возглас Бетти.

Маргарет направилась к прилавку. Бетти крутилась перед большим овальным зеркалом и разглядывала себя со всех сторон. На ее аккуратной головке красовалась маленькая зеленая шляпка с крошечными полями и небольшим углублением посередине, где были закреплены желтые и белые цветочки. Бетти опустила сетчатую вуаль на лицо и повернулась к Маргарет:

– Ну, что думаешь, Мег?

Шляпка была настоящим произведением искусства и наверняка стоила целое состояние. Бетти готовилась к загородной вечеринке, которую устраивали ее старшая сестра с супругом. Судя по списку приглашенных, вечеринку должны были посетить все модницы Лондона, и Бетти решила ни в чем от них не отставать. Именно поэтому она заказала шляпку не где-нибудь, а у самой мисс Хью, чьи головные уборы носили все знаменитости.

– Ты выглядишь потрясающе! – воскликнула Маргарет. – Да все просто умрут от зависти!

Разрумянившаяся Бетти залилась радостным смехом:

– Ох, как я на это надеюсь, Мег! – Затем она повернулась к мисс Хью и указала на синюю брошь Маргарет: – Подскажите, есть ли у вас васильки, вот как на шляпке у моей подруги? Было бы чудесно добавить их тоже!

Мисс Хью удалилась, пообещав поискать похожие, а Маргарет тем временем все сильнее ощущала странное удушье. Ей даже начало казаться, будто в мастерской стало совсем темно, а манекены вдруг обратили на нее свои стеклянные глаза и принялись разглядывать с немым любопытством.

– Мегги, – мягко окликнула ее Джейн, – что с тобой? Ты побледнела!

– Я… – сипло отозвалась Маргарет. – Мне нужно подышать свежим воздухом.

– Чего это она? – обиженно хмыкнула Бетти, провожая удивленным взглядом выбегающую из помещения подругу.

Едва Маргарет оказалась на улице, ей мгновенно полегчало. Она стала рассеянно прохаживаться возле дверей шляпной мастерской, жадно ловя ртом прогорклый лондонский воздух. Вдруг дверь салона распахнулась, и на улицу вышла Джейн. Она настороженно оглядела подругу и с тревогой спросила:

– Что с тобой? Ты сама на себя не похожа!

– Ерунда, просто стало душно! – пробормотала Маргарет и тут же направила на Джейн пристальный взгляд. – Послушай… Скажи мне честно, почему Лотти не пришла сегодня? Это уже не в первый раз!

Джейн потупила взгляд:

– О, Мегги…

– Постой! – перебила ее Маргарет. – Это ведь из-за меня, верно? Когда ты последний раз с ней виделась?

Джейн вздохнула. Помолчав несколько секунд, будто обдумывая что-то, она наконец произнесла:

– Я виделась с ней позавчера. Она просила не говорить тебе, но мне кажется, ты должна знать. – Джейн положила ладонь на край своей синей шляпки, опасаясь, что ту может унести порывами ветра. – Родители запретили Лотти с тобой видеться. Но ты здесь ни при чем, это все из-за репутации твоей тетушки…

На глазах Маргарет предательски проступили слезы. Она не хотела плакать, это так глупо! Она, Бетти, Джейн и Лотти познакомились в пансионе и дружили несколько лет. Все их звали «неразлучной четверкой», ведь, казалось, ничто не могло разрушить их дружбу. Год назад, после того как Маргарет исключили из пансиона, девочки поклялись, что, несмотря ни на что, будут поддерживать дружбу, и отправляли Мегги длинные письма, где пересказывали все сплетни и делились своими переживаниями, а она писала им в ответ. Вот только в последнее время Лотти вела себя странно, сторонилась Маргарет, а затем и вовсе стала ее избегать.

– То есть, – озадаченно процедила Маргарет, – Лотти больше не хочет меня видеть?

Джейн успокаивающе улыбнулась:

– Дай ей время. Ты же знаешь ее родителей! Они те еще тираны: помучают ее своими глупыми требованиями, а потом забудут…

– Вот только я не забуду, – еле слышно добавила Маргарет.

Джейн сделала вид, что не расслышала последнюю реплику подруги, и резко сменила тему:

– Кстати, Мег, помнишь, ты просила меня узнать у знакомого отца насчет выставок картин? Тот сказал, что без рекомендаций никуда не попасть. А просто так… Поверь, даже если ты невероятно талантливый художник, что, к слову, так и есть в твоем случае, не возьмут ни на одну выставку.

– Что ж, спасибо и на том, – вздохнула Маргарет, провожая проезжающие мимо машины взглядом. Вдруг ее лицо странно заострилось. Она неуверенно переступила с ноги на ногу, нервно кашлянула, после чего посмотрела на подругу исподлобья. – Джейн, ответь на один вопрос. Представь, тебе дали выбор: получить возможность добиться чего-нибудь, но совершить ради этого нечто ужасное, или же упустить тот шанс, лишиться всего, но при этом сохранить самоуважение… Что бы ты выбрала?

Джейн оторопело оглядела подругу. Слабая улыбка, появившаяся вначале, тут же испарилась, как только девушка поняла, что Маргарет говорит с полной серьезностью.

– Я… Почему ты такое спрашиваешь, Мег? Кто тебя ставит перед таким выбором? – Глаза Джейн округлились. – У тебя какие-то проблемы?

– Нет! – запротестовала Маргарет и почти с мольбой воскликнула: – Прошу, ответь мне!

Джейн испуганно выпалила:

– Да что же это такое? Конечно, я бы выбрала самоуважение!

– Но… – начала было Маргарет, как дверь шляпной мастерской распахнулась и на пороге появилась восторженная Бетти.

– Девочки, ну как вам?

На прелестной зеленой лужайке, в роли которой выступала шляпка, расцвело поле из нежно-голубых васильков. Румяная Бетти с аккуратным вздернутым носиком и капризными тонкими губами была прекрасна в этом головном уборе. Подруги восторженно захлопали в ладоши, а счастливая Бетти вернулась в мастерскую, чтобы обновку упаковали. Через пару минут она вновь появилась в дверях, торжественно держа в руках красивую круглую коробку, повязанную вишневой атласной лентой.

– Мегги, тебя подвезти? – весело бросила Бетти подруге. – Мой шофер ждет нас за углом.

Маргарет вежливо отказалась, и Бетти, пожав плечами, обняла ее на прощание и зашагала прочь. Джейн подождала пару мгновений и, убедившись, что Бетти ничего не услышит, тихо шепнула Маргарет:

– Мы еще поговорим с тобой, Мег! – В глазах ее явно читалось беспокойство, и она быстро добавила: – Только не наделай глупостей!

Маргарет с тоской проводила взглядом хрупкую фигурку Джейн, которая вскоре скрылась за углом дома. Мимо пробегали десятки людей, спешащих по своим делам. Маргарет любила городскую суету, ей нравилось это странное ощущение «причастности», ведь на каждом шагу что-то происходило: вот возле входа в метро мальчишка размахивает свежими номерами газет, рядом с витриной магазина с новомодными нарядами пересмеивается кучка девиц, а у паба в проулке начинается очередная заварушка. Лица прохожих мелькали и исчезали, у кого-то играла улыбка на губах, кто-то хмурился в расстройстве. Все эти люди были такими разными: о чем они думали? Наверное, часть из них до сих пор верила, что скоро покорит мир и впереди – светлое будущее, другие же успели разочароваться в жизни и смириться с ничем не примечательной судьбой. Но кем предстояло стать самой Маргарет? Разуверится ли она во всем или сумеет-таки взойти на олимп?..

Погруженная в собственные мысли, Маргарет шагнула было с тротуара на дорогу, как вдруг раздался резкий скрежет тормозов. Она испуганно вскрикнула и метнулась обратно на тротуар.

– Смотрели бы вы под ноги, мисс! – недовольно крикнул водитель автомобиля, который едва не сбил Маргарет.

– Извините, – прошептала девушка, виновато отстраняясь еще на шаг назад. Водитель раздраженно дернул за рычаг, и автомобиль с шумом двинулся дальше. Маргарет вновь стала искать взглядом просвет между машинами, чтобы перебежать на другую сторону улицы, как вдруг… В веренице автомобилей девушка увидела ее. За рулем блестящего красного «Роллс-Ройса» сидела Элис, выпускница того же пансиона, где некогда училась Маргарет. Элис была на год старше и являлась для Мегги своеобразным кумиром, чьим нарядам и прическам она тайком пыталась подражать.

Как же Элис была хороша: белоснежный костюм, яркая помада, безупречная прическа и безучастный взгляд. Одной рукой она уверенно держала руль, а другой картинно сжимала сигарету. Остриженные и завитые по последней моде локоны ее коротких волос плясали на ветру. Элис была идеальна. Такой могла быть и Маргарет! Могла быть, если бы отец не… «Роллс-Ройс» плавно проехал мимо, и Мегги, утирая слезы, наконец улучила момент и перебежала на противоположную сторону улицы.

Добравшись до дома, она с удивлением заметила на стойке рядом с консьержем пышный букет синих гортензий. Букет был настолько велик, что старика Боба за ним практически не было видно.

– И кто же эта счастливица? – шутливо подняла бровь Маргарет.

Боб всполошился, торопливо схватил цветы и протянул их девушке:

– Как раз таки вы, мисс Астор! К вам заходил некий джентльмен, но дома вас не застал, потому просил передать букет.

– А этот джентльмен не представился? – спросила Маргарет. К букету прилагалась записка: «Завтра, в кафе „Бисто“, в пять», но подписи нигде не было.

– К сожалению, не назвался, впрочем… – Старик хитро улыбнулся. – Он вам наверняка хорошо известен.

«Что ж, очевидно, это был Питер», – размышляла Маргарет, едва поместившись с букетом в кабину лифта. Как он узнал, что ей нравились гортензии? И как, черт возьми, выведал, что ее любимый цвет – синий?

Питер, новый ухажер Маргарет, был чрезвычайно внимателен к деталям. Они познакомились два месяца назад, случайно оказавшись за соседними столиками в модном развлекательном клубе «Плейтайм». Маргарет тогда была в компании Бетти, ее жениха Джона, Джейн и Лотти. В тот вечер в клубе была невероятно насыщенная программа: певцы исполняли популярные песни, девушка-гимнастка извивалась и складывалась в недоступные обычному человеку позы, а затем на сцене появился известнейший комик.

Маргарет так сильно смеялась над одной из шуток юмориста, что случайно смахнула рукой бокал со стола, и тот разлетелся на сотни маленьких осколков. «О нет! – воскликнула девушка. – Мое любимое шампанское!» В этот-то момент на нее и обратил внимание Питер, сидевший за соседним столиком в компании друзей. Подозвав официанта помочь с осколками, он шепнул Маргарет:

– Позвольте узнать название вашего любимого шампанского?

Маргарет, раскрасневшаяся от смеха и одновременно смущенная произошедшим, удивленно ответила ему, и спустя пару минут официант принес к столу девушки новую бутылку того самого шампанского.