Адам

Мне нужно жить любовью, о которой я пишу. Это то, что сделало мою карьеру писателя-романтика такой успешной, и то, что я считаю невозможным с тех пор, как Эйми забеременела нашим третьим ребенком. Вся жизнь Эйми, весь ее мир – это девочки. Даже ее карьера. Она прошла путь от автора женской газетенки («Как отсосать у парня десятью способами!») до мамы-инфлюенсера («Оцените эти безотказные приемы для полноценного сна!»). В течение последнего года не было никаких ночных мозговых штурмов по поводу сюжетов для моих романов. Не было романтических свиданий. Никаких отношений.

Эйми и Адам из нашей первой встречи были бы очень разочарованы.

Тринадцать лет назад, сразу после получения степени магистра изящных искусств, я писал тупую беллетристику о мрачном, ущербном человеке, одиноком в этом мире. Днем я выпивал в крохотных грязных барах, а в ушах у меня звенели отказы агентов. Я сидел в таком баре в Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене, когда она зашла туда с подругой.

Из древнего музыкального автомата, который не обновлялся с начала 2000-х, громко играла музыка. Бар ни в коем случае нельзя было назвать ночным клубом, по крайней мере до тех пор, пока Эйми и ее подруга не завизжали, услышав песню Dave Matthews Band. До этого никто не двигал плечом и не покачивал головой, не говоря уже о том, чтобы встать и начать танцевать, как эти двое. Сказать, что они выглядели здесь неуместно, было бы преуменьшением. Особенно Эйми. Она была прекрасна и знала это. Половина парней в зале слетелись на нее, как мухи на гнилой банан, но я остался на месте, изображая невозмутимость.

Я болтал с барменом о финале НБА, не обращая на нее внимания. Эйми подошла ко мне и отхлебнула моего пива.

– Я играла в баскетбол, – сообщила она.

– О, правда?

Она была того же роста, что и я, когда сидел на барном стуле, а так во мне шесть футов. У нее – пять футов четыре дюйма, не больше.

– Это было в колледже?

– В начальной школе, – совершенно серьезно ответила она. – Я была разыгрывающей.

Я подавил смех, а она махнула рукой вверх-вниз, отбивая воображаемый баскетбольный мяч. Я наблюдал за ней со смесью растерянности и благоговения. Должно быть, ей понравилось выражение моего лица, так как она пригнулась, продолжая вести воображаемый мяч, и стала пробираться сквозь толпу, будто это были игроки команды противника на площадке. Она пригнулась так низко, что я потерял ее голову из виду, но мог проследить ее путь по покачнувшимся людям, которых эта девушка-вихрь толкнула в спину.

Она вернулась на место за барной стойкой рядом со мной, ее лицо раскраснелось от возбуждения. Я был ошеломлен, задаваясь вопросом, кем эта девица себя возомнила.

– Мне знакомо чувство, которое вы сейчас испытываете, – заявила она.

– Вы не представляете, что я сейчас чувствую, – ответил я, – потому что я сам этого не понимаю.

Она взяла у меня бокал с пивом и покачала головой, утверждая, что я ошибаюсь в своих мыслях и чувствах.

– Я могу помочь вам назвать это.

– Хорошо. – Я махнул бармену. – Давайте нальем пива и вам.

Эйми вернула мне полупустой бокал со словами:

– Значит так: вы глубоко заинтригованы.

– Давайте погуглим, чтобы убедиться, что это именно то слово, – предложил я.

– О, это именно то слово.

– «Интриговать, – прочитал я в телефоне. – Первое: вызывать любопытство или интерес; очаровывать. Синонимы: дразнить, поглощать, очаровывать, пленять. Антоним: скучать».

– Точно, – согласилась она.

– Но подождите, есть и второе определение, – сказал я.

– Давайте послушаем.

Бармен принес ей пиво, и она сразу отпила.

– Итак, «интриговать, второе: строить тайные планы, намереваясь сделать что-то незаконное с кем-то».

Эйми улыбнулась мне:

– Не лгите. Именно это вы и почувствовали.

Я откинул голову и разразился смехом, который копился с тех пор, как она сказала, что играла в баскетбол в начальной школе. Она улыбнулась еще шире.

– И это. – Ее глаза сверкнули в тусклом освещении бара. – Вот этот смех.

– И что же это? – спросил я.

– Это любовь, – ответила она.

В тот вечер я не поверил ей, но меня очаровал ее необычный комментарий. В итоге она оказалась права на все сто процентов. Я влюбился в нее во время того самого первого обмена репликами. Только спустя годы я понял почему. Эйми могущественнее меня. Мир не прогибается под нее; скорее, она заставляет его делать то, что ей нужно. Никто из таких могущественных людей никогда не выбирал меня.

Но ее власть надо мной слабеет.

Когда я выхожу из душа, Эйми ждет меня на кровати. Я быстро одеваюсь, не обращая внимания на выражение ее лица, умоляющего об объятиях.

– Я собираюсь вернуться к работе. – Я беру свой ноутбук и записную книжку.

– О, ладно, удачи, – произносит она, раскидывая волосы по подушке.

Эйми считает, что именно благодаря ей я добился успеха и популярности. Это она предложила мне начать писать романы о любви. «Почему бы тебе не сделать главной героиней девушку вроде меня? – пошутила она после особенно жесткого отказа агента. – Ты безнадежный романтик».

Да, именно ее предложение заставило меня поглощать все подряд – от современных любовных романов с эротическим подтекстом до «долго и счастливо» для несимпатичных женщин, но читать все это я начал только потому, что в моем творчестве наметилась некая пауза. Однако, признаюсь, я был очарован всем этим разнообразием. И впечатлен. Я просто не знал, сколько мастерства вложено в эти милые истории, сколько существует поджанров, сколько нюансов дополняют теперь базовые сценарии. В магистратуре мы не уделяли внимания подобного рода литературе, а она оказалась весьма интересной. И можно сказать, вкусной.

Когда я начал писать в этом жанре, все детали моего прошлого встали на свои места. Я переписывал трагедию собственной жизни, начиная с раннего детства. Когда-то психотерапевт сказал бабушке, что для меня это лучший способ примириться со смертью моих родителей. Чтобы убить отца, как дракона, которого я в нем видел. Чтобы спасти свою мать, которая умерла, и сестру, которая уже никогда не будет прежней. Я писал, чтобы дать им новую жизнь, которой мы все заслуживаем. Так я строил свою писательскую карьеру.

Эйми была моей музой, но те времена прошли. Она не читала мою последнюю опубликованную книгу и не спрашивала о том, над чем я работаю сейчас. Когда-то Эйми была моей первой читательницей, и я ценил ее весьма уместные замечания. Она помогала мне латать сюжетные дыры, улучшала сексуальные сцены так, что они не только возбуждали, но и развивали сюжет. Эйми сделала частью своей работы создание контента в нашей реальной жизни, который стал благодатной почвой для моих романов.

Пока этот творческий колодец не иссяк. Нет, это неточная метафора. Эйми построила плотину. Она стала отводить всю воду нашим девочкам, а я остался лежать на дне обмелевшего русла. Она выделяла мне самый минимум, чтобы я не умер от обезвоживания. Именно об этом и шла речь в сцене в нашем номере. Впервые почти за год у нас был секс.

Она думает, что секс за один раз все исправит? А где же близость? Где душевный вклад? Если она хочет, чтобы ее простили за то, что она закрыла глаза после рождения ребенка, потребуется нечто большее, чем прыжки на кровати. Больше, чем секс на ее условиях, возможный только потому, что девочек здесь нет. Это не настоящая жизнь. И это не настоящая любовь.

Я беру банку пива из забитого до отказа холодильника и прохаживаюсь по дому в поисках библиотеки, о которой упоминала Марго, но виды за окнами отвлекают меня. Солнце огромное и круглое, оно плавает над водой. Небо пылает оранжевым и розовым. Я оставляю ноутбук и записную книжку на столе в столовой и открываю французское окно. Снаружи воздух пахнет морем и свежестью. Я иду к причалу под стрекот ранних сверчков, подбираю брошенную чайкой раковину моллюска и пускаю ее по темной воде.

Краем глаза я вижу, как из маленького коттеджа к югу от главного здания выходит женщина. Предполагая, что это хозяйка, я машу ей. Женщина замечает меня, но не отвечает на мой дружеский жест. Я опускаю руку и потираю голову, чтобы скрыть неприятие. Скверное отношение ко мне может стать причиной ужасной смерти этой особы в моей следующей книге, возможно в качестве невинного свидетеля, которого прикончат, пока мой герой спасает свою возлюбленную.

На причале я пытаюсь насладиться прекрасным закатом, который вытащил меня на улицу, но донимают москиты.

– Привет, приятель!

Я слышу за спиной голос своего шурина и понимаю, что я не один. Я пинаю ногой еще одну разбитую ракушку – та с громким шлепком падает в воду.

– Привет, Тед, – отвечаю я.

Тед идет следом за своим лучшим другом Риком. Оба несут по деревянной платформе с маленьким круглым отверстием и ножками в верхней части. От этого зрелища у меня меняется настроение.

– Ребята, вы играете в корнхолл?[7] – спрашиваю я.

– Не совсем, – мотает головой Тед.

– Но выглядит похоже.

– Тед имеет в виду, что мы по очереди то пьем пиво, то кидаем мешочки с кукурузой. Не ведем счет. Ничего соревновательного, – поясняет Рик.

– И никакого веселья? – ухмыляюсь я.

Я должен сидеть в библиотеке и писать книгу, которую нужно сдать через несколько недель, но возможность поиграть в корнхолл кажется мне более привлекательной. Не слишком дружеская игра против одного из самых фальшивых мачо, которых я знаю, – Рика, выставляющего напоказ свои мускулы, чтобы скомпенсировать свои жалкие пять футов семь дюймов роста. Это идеальный выход для моего сдерживаемого разочарования.

– Как насчет скоростного раунда по пять бросков? Побеждает тот, кто наберет больше очков, – предлагаю я.

Рик смотрит на Теда, тот пожимает плечами.

– Вы играйте, а я принесу еще пива, – говорит Тед.

Мне приятно швырять мешочки через лужайку, мысленно отсчитывая броски. Это помогает направить и сфокусировать мой гнев, не давая ему выплеснуться наружу. Я делаю два броска подряд. Бросок Рика короткий и медленный, в точности как он сам.

Я смеюсь над собственной шуткой, когда бросаю третий мешочек. Он падает рядом с доской. Следующий приземляется почти как надо, но зависает над краем отверстия. Я направляю всю свою энергию на последний бросок. Этот мешочек попадает в предыдущий, и оба они проскальзывают внутрь.

– Да! – восклицаю я, размахивая кулаком; подошедший Тед открывает банку с пивом и протягивает мне. – Спасибо, чувак. – Я делаю глоток и ставлю банку у своих ног.

Я уже сделал все броски и не хочу волноваться. И сохраняю спокойствие, пока Рик не делает еще один бросок. Поскольку все мои мешочки валяются под доской и возле нее, я вынужден идти через лужайку и собирать их. Когда я торопливо возвращаюсь к месту броска, жена Рика, Иден, выходит через французское окно в задней части дома.

– Милый, ты не знаешь, где мое зеленое платье? Не могу его найти, – жалуется она.

– Оно висит в шкафу в моем чехле для одежды, застегнутом на молнию. – Рик бросает мешочек, который проваливается в отверстие.

– Хорошо, спасибо, – щебечет Иден.

– Нет, детка, останься, – просит Рик. – Ты мой талисман на удачу. Мне нужен еще один.

– Мне тоже, – говорю я. – Мне тоже нужен еще один.

Иден не смотрит в мою сторону.

– Победителя определит тай-брейк, – заявляет Тед.

Рик делает бросок, но торопится и промахивается. Теперь собирать свои мешочки приходится ему, и у меня есть время настроиться на бросок. Я разминаю один из мешочков, чтобы потом, похлопывая, превратить его в красивый плоский летающий блок.

– Какой бы захватывающей ни была эта игра, у меня нет времени смотреть. Мне нужно принять душ, – говорит Иден.

– Люблю тебя, детка, – отвечает Рик.

Я кидаю мешочек и с того момента, как он отрывается от моей ладони, чувствую, что это победный бросок. Я прослеживаю описываемую им идеальную дугу в предвкушении, что он попадет точно в цель. Рик останавливается на полпути, чтобы понаблюдать за происходящим, его руки заняты собранными мешочками. Мой удар был идеально выверен по дистанции, но чертов мешочек падает немного левее отверстия.

– Не вини ветер, – поддразнивает меня Тед.

– Ты же видел, правда? Этот порыв ветра возник из ниоткуда!

– Что вы делаете, мужественные мужчины? – кричит Эйми с балкона.

Она в халате, держит в руке бокал с вином. Спрашивает и делает глоток. Рядом с ней появляется Фарах.

– Мы стрижем газон, – отвечаю я.

Эйми слишком громко смеется над моей шуткой. Когда-то я обожал ее буйство, а теперь оно вызывает у меня отвратительное раздражение.

Я игнорирую Эйми и пускаю в полет еще один мешочек, но промахиваюсь мимо цели на два фута. Наконец-то она осыпает меня чрезмерной лаской, которой я жаждал последний год, но почему-то это только расстраивает меня. Вероятно, я единственный парень, которому после того, как он перепихнулся с собственной женой, нужно снять напряжение.

Готовый выжать все до последнего из оставшихся двух мешочков, я наблюдаю, как Рик выбирает цель. Он делает тренировочный взмах, разогревая руку. Потом мы оба одновременно отпускаем мешочки. Брошенный Риком с воображаемым свистом пролетает через отверстие, а мой беззвучно падает в траву.

– Вот это игра! – улыбается Рик, допивая пиво.

– Это была хорошая игра, – соглашается Тед.

– Матч-реванш! – кричит Эйми. – Милый, на этот раз ты одолеешь его! Давайте еще раз!

– Нет, мы закончили, – говорит Рик.

– В чем дело? Ты боишься, Рик? – дразнит его Эйми.

– Прекрати, Эйми! – прошу я.

Похоже, прозвучало излишне резко, но я не извиняюсь.

Эйми исчезает с балкона, а я опускаю взгляд на скомканный мешочек в своей ладони. Хотя игра окончена, я решительным броском отправляю его в полет. Смотрю, как он описывает дугу, и на долю секунды представляю, что именно так вышвыриваю из своей жизни Эйми.