Глава 2

Вне рамок школьной формы

В шестидесятых годах все самое классное происходило в Лондоне. К тому времени, когда Анна стала подростком, тон в городе задавала молодежь, карточная система и уныние уступили место гедонизму, развлечениям и, разумеется, битломании. Анна жила в самом сердце веселья, в Сент-Джонс-Вуде, в Лондоне, где находилась штаб-квартира студии звукозаписи Abbey Road. «Невозможно было оставаться в стороне, не испытывать восторга и не чувствовать, что мир принадлежит молодым», – сказала Аннаi.

В центре этой культурной трансформации находилась мода. В бутиках, появлявшихся всюду, наконец начали продавать одежду для женщин, не желавших носить сковывавшие движения юбки до середины икры и жакетыii. Ничто так явно не демонстрировало эти изменения, как мини-юбка. Даже самые ранние модели длиной на пару дюймов выше колен считались скандальными. После того как Мэри Куант начала продавать шокирующе короткие юбки – на 3 дюйма выше колен, – Daily Mail заявила, что «лучшие друзья девушки – это красивые колени»iii.

Барбара Хуланики, по образованию модный иллюстратор, в 1964 году увидела огромный интерес к новому стилю, когда создала розовое хлопковое мини-платье в клетку, чтобы продавать эту модель за 25 шиллингов через газетные объявления. Она получила 17 000 заявок на платья, которые выпускались только в размерах S и Miv. Хуланики открыла первый бутикv, который назвала Biba, чтобы продавать еще больше своей доступной по цене одежды. Она создавала всего лишь 500 экземпляров каждой модели, и каждое субботнее утро девушки выстраивались в очередь у магазина, чтобы успеть купить, пока все не распродалиvi. Анне не хватало терпения стоять в очереди, но ей все же удалось попасть в бутик и купить желаемоеvii.

_________

Мода завораживала Анну, а вот школа ровно наоборот. Хотя она, по словам отца, «могла бы, вероятно, стать спринтером олимпийского масштаба»viii, она делала только то, что хотела, поэтому не занималась бегомix.

В 1960 году она сдала экзамены в одну из лучших частных школ Лондона для девочек. «Queens College был заведением для таких девочек, как я и Анна, которые не хотели поступать в университет, но чьи родители об этом мечтали», – рассказала Эмма Сомс, подруга Анны, которая тоже училась в этой школе, но не одновременно с Аннойx. Школа отличалась высокими требованиями к учебе (Анна блистала в английском) и дисциплине. Ученицам не разрешалось болтать с подругами в коридоре, говорить, если к ним не обращались, задавать слишком много вопросов и носить любую часть одежды для тепла, если она не являлась частью формы. Температура в здании Queens College намеренно держалась низкой с целью поддержания дисциплины, и замерзающие ученицы регулярно падали в обморок во время утренней молитвы. Стейси Ли, подружившаяся с Анной, отморозила ноги. Вскоре Анна решила перейти в другую школу, явно не испытывая никаких сожалений об оставшихся там подругах. «Она просто продолжала идти вперед, – вспоминала Ли. – Она не зависела от людей и не привязывалась к ним»xi.

В 1963 году Анна начала учиться в замечательном учебном заведении North London Collegiate School. Одноклассницы приняли ее не слишком тепло: почти все они учились вместе с первого класса и оказали ей настолько ледяной прием, что даже не помогли Анне сориентироваться в здании школыxii.

Еще одной новенькой, столкнувшейся с теми же проблемами, была Вивьен Ласки. Ласки приехала в Лондон из Берлинаxiii, где ее отец Мелвин, уроженец Нью-Йорка, издавал влиятельный проамериканский журнал Encounter. Впоследствии выяснилось, что его финансировало ЦРУ. Вивьен сочла Анну сдержанной в истинно британском стиле.



Анна, как и ее отец, подчеркнуто четко выговаривала каждое словохiv. Ласки поняла: Анна хотела, чтобы на нее обратили внимание, но на ее собственных условиях. Она стояла как модель с модного разворота – спина округлена, плечи подняты, – демонстрируя определенную модную уверенностьxv.

Хотя Ласки стала ее подругой, Анна могла быть излишне резкой. Она отпускала при подруге безжалостные комментарии по поводу внешности других людей. Больше всего ей были ненавистны кудрявые от природы волосы и соученицы, которые, по заключению Анны, провели все детство в коричневой форме и поэтому не имели «ни малейшего представления о цвете или стиле»xvi.

Но подобная критика не касалась семьи Анны. Ее отец каждый день ходил на работу в типичной для Флит-стрит униформе – белая рубашка с закатанными до локтей рукавами и галстукxvii. Волосы ее сестры Норы не были такими идеально прямыми, как у Анны, и она не прилагала никаких усилий, чтобы это исправитьxviii. Мать Анны покупала одежду в магазине среднего ценового сегмента. Впоследствии, когда Анна начала работать, она купила матери темно-синюю юбку в Browns, дизайнерском магазине в Мэйфэйре. Нони узнала, что плохо сидевшая юбка обошлась в 100 фунтов, только когда пришла в магазин возвращать ееxix.

_________

Бо́льшую часть дня Анна проводила в школьной форме, но следила за новинками и трендами, с жадностью читая книги, газеты (по субботам до восьми изданий), глянцевые и литературные журналыxx. Анне особенно нравился журнал Seventeen, который ей присылала американская бабушка. На обложке всегда была изображена красивая девушка, зачастую с развевающимися на ветру волосами и в платье с графическим принтом или дерзком наряде. Заголовки на обложке касались моды и красоты, но внутри было намного больше информации, включая советы по питанию и интервью с тогдашним генеральным прокурором Робертом Ф. Кеннеди, которое у него взяли корреспонденты-подростки. «[Seventeen] был просто моей мечтой, – призналась Анна годы спустя. – Я не могла дождаться нового номера»xxi.



Анне было недостаточно просто хорошо выглядеть, ей хотелось, чтобы ею восхищались как самой хорошо одетой девушкой в комнатеxxii. Для Анны это было самым важным, и в этом проявлялось противоречие. Жизнь дома обеспечивала ей элитный комфорт, а благодаря Чарльзу она получила определенную власть. Когда Анна стала подростком, куда бы она ни пошла в Лондоне, ее везде узнавали как дочь знаменитого главного редактора газеты Чарльза Винтура. Тем не менее за пределами дома она часто чувствовала себя невидимкой: одноклассницы игнорировали ее, а одинаковая для всех форма душила ее индивидуальность. И это касалось не только школьной формы, но и общего тоскливого впечатления, характерного для большинства одежды в Британии. Попытка выделиться была не просто тактикой для обеспечения мгновенной узнаваемости, а еще и подтверждением того, что человек может избежать бежевого и коричневого, и, в случае Анны, созданием основ стиля Винтур. В ее ритуалы красоты входили дрожжи в таблетках от Филипа Кингсли, а также приемы у трихолога, к которому обращался ее отец, чтобы не допустить потери волос (хотя ее волосы были великолепны от природы)xxiii. Анна посещала дерматолога, хотя у нее была практически безупречная кожа. Она покупала дорогой крем от бренда Charles of the Ritz, чтобы справляться со случайными прыщами, хотя она никогда не использовала много декоративной косметикиxxiv. Когда Анна жила в Северном Лондоне, она посещала салон Vidal Sassoon, где была придумана стрижка боб, эмблема той эпохиxxv. Анна коротко стригла прямые от природы волосы, оставляя челку длиной до ресниц. Главными были свежеподстриженные кончики волос и челка, что требовало частых визитов к парикмахеру. У Анны не было с этим проблем. Она регулярно посещала салон Leonard of Mayfair, куда перешли некоторые мастера Sassoon. Этот стиль стал ее фирменным, но не привлекал никакого внимания в Лондоне, где у многих девушек была такая стрижка.

Анна обычно не говорила прямо, что не согласна с выбором человека: что носить, что есть, как поступить. Но у нее была способность вызывать у людей ощущение, что им следует поступить определенным образом, то есть действовать так, как поступила бы она.

В то время модно было быть худыми.



«Нам хотелось быть такими же худыми, как Твигги, – вспоминала Ласки, – то есть по-настоящему тощими»xxvi. В школе Анна и Ласки съедали лишь по одному яблоку. Анна пригласила Ласки к себе и приготовила свои любимые блюда, например чизкейк, но сама не съела ни кусочка. У Ласки появилось ощущение, что она поступает неправильно – это ощущение часто возникало у тех, кто был близок с Анной, – и что ей не следует отставать от Анны не столько ради внешнего вида, сколько ради одобрения Анныxxvii. Когда образ вышел из моды в 1964 году, Анна стала следовать правилам «Диеты пьющего человека: Как потерять вес с минимальным усилием воли». Принцип питания заключался в одной фразе: «Каждый день ешьте меньше 60 граммов углеводов»xxviii.

Анне нравилось приходить домой к Ласки и разговаривать с ее родителями. Мать Ласки – красивая, стройная бывшая балерина – носила дизайнерскую одежду и кормила девочек изысканными блюдами. «Нони знала об этой увлеченности Анны моей матерью, – вспоминала Ласки. – Они были полной противоположностью друг другу. Моя мать никогда не выходила из дома, не надев кутюрный костюм. Она носила многочисленные нити жемчуга. Она никогда не весила более 85 фунтов (38,5 кг)»xxix.

Хотя Анна безжалостно судила других, жестче всего она относилась к самой себе. Однажды она купила дорогой наряд – розовую юбку и жакет с цветочным узором, – чтобы пойти к родственнице на свадьбу. Получив фотографии с торжества, Анна расстроилась. «Я никогда не обращала внимания на свои ноги», – сказала она. Потом Анна нашла сантиметр и проверила толщину коленей у себя и Ласки и пришла в ужас, когда колени подруги оказались стройнее. Она словно почувствовала себя навеки проклятой из-за крошечной разницы. Ласки утверждает, что вес Анны, судя по всему, не менялся с восемнадцати летxxx.

_________

Даже когда Анна освоилась в школе, круг ее подруг ограничивался Ласкиxxxi. В интервью Анна говорила, что в детстве была застенчивойxxxii, но друзья расходятся во мнении, была ли она такой на самом деле. По крайней мере, они согласны в том, что она была молчаливойxxxiii. Ласки не считала ее застенчивой. «Она не хотела быть частью существующей группы, – сказала Ласки. – Она хотела жить в собственной разреженной атмосфере». И добавила: «Анна не прилагала особых усилий, чтобы общаться с тем или другим, если в этом не было необходимости. Это придавало ей загадочности»xxxiv.

_________

В подростковом возрасте Анны брак Нони и Чарльза дал трещину. Причиной, вероятно, были многочисленные интрижки Чарльза, но скорее всего непоправимый ущерб их отношениям нанесли последствия смерти Джеральда. Семейные ужины стали невероятно напряженными, гости боялись, что супруги начнут ссориться в их присутствии. По словам Мэри Кенни, работавшей в то время на Чарльза, их перебранка за ужином была очень резкой, и у нее сложилось четкое ощущение, что Чарльз и Нони на самом деле старались поставить друг друга в неловкое положение. «Находиться с ними рядом было просто ужасно», – сказала онаxxxv.

Но, по крайней мере, гостям нечасто приходилось быть свидетелями их испортившихся отношений. Анна же вынуждена была с этим жить. Ласки и Анна обожали своих отцов и пришли в ужас, поняв, что те неверны их матерям. Как могли их отцы, замечательные отцы, перед которыми они преклонялись, быть способными на измену?xxxvi Более того, Анна увидела, что женщины, которые производят впечатление на ее любимого отца, не посвятили себя, к примеру, помощи беременным подросткам, а были выдающимися личностями в издательском деле, как и он самxxxvii.

Когда Анне было пятнадцать, Винтуры переехали в более просторный дом в Кенсингтоне, где она получила собственную квартиру с отдельным входом в цокольном этаже, совершенно изолированную от остального дома.



Одну длинную стену квартиры занимал забитый книгами белый книжный шкаф, который ее родители купили в трендовом магазине предметов интерьера Habitat. Просторная спальня была отделана полотном в голубую и белую полоску. Квартира не только стала святилищем личного вкуса Анны, но и избавляла ее от возможности слышать ссоры родителейxxxviii.

_________

На втором году обучения в школе отсутствие у Анны интереса к учебе стало очевидным. Она брала уроки рисования у Пегги Ангус xxxix, знаменитой художницы, чьи работы выставлены в Национальной портретной галерееxl. Это еще больше подогрело интерес Анны к искусству, который повлияет на нее как на молодого модного редактора и в конце концов поможет ей получить собеседование в Vogue. Но школьные предметы в большинстве своем наводили на нее скукуxli. Время от времени они с Ласки подделывали записки от родителей, объяснявшие их отсутствие болезнью или необходимостью посетить врача, и отправлялись на Лестер-сквер за покупками. В общественном туалете они переодевались, снимая ненавистную школьную формуxlii. В конце учебной недели Анна не могла дождаться, когда можно будет красиво одеться и пойти развлекаться. Они с Ласки ехали на метро домой, мылись, надевали вечерний наряд (обычно мини) и смотрели музыкальное шоу в прямом эфире Ready Steady Go! Слоганом шоу было: «Уикенд начинается здесь!»xliii В 11 вечера подруги садились в такси и отправлялись в один из любимых клубовxliv. Как Анна описывала в статье для школьного журнала, в клубе Garrison’s толпа молодых блондинок пыталась произвести впечатление на бизнесменов (скучно). В клубе Scotch of St. James было повеселее, но слишком много народа (некомфортно). В клубе Dolly’s, где «титулованные и богатые любезно болтают со знаменитыми и известными, а дебютантки и герцоги танцуют рядом с поп-звездами и их фанатами», были самые «необычные наряды» и «самые экстравагантные аксессуары… С одним или двумя парнями из „Битлз“ или „Стоунз“ и Кэти Макгоуэн [ведущая Ready Steady Go!] можно ли желать большего?»xlv



Вышибалы не проверяли документыxlvi, но Анна и Ласки не пытались напиться. Они пили коктейль Ширли Темпл или колуxlvii и уходили через час или раньшеxlviii. Этого времени было достаточно, чтобы на других посмотреть и себя показать, а потом выспаться, чтобы на следующий день с утра пораньше быть в Biba. «Наши семьи доверяли нам. Мы не были неразборчивыми девушками. Мы не были без тормозов», – сказала Ласкиxlix. Что касается Анны, то для нее вечерние выходы никогда не предполагали безумств. Она ходила по клубам не ради всякого рода излишеств, а ради того, чтобы ее узнавали. Среди толпы модно одетых людей она училась.