«Ночь, улица, фонарь, аптека…»

 

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века –

Всё будет так. Исхода нет.

 

 

Умрешь – начнешь опять сначала

И повторится всё, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

 

10 октября 1912

«Ты помнишь? В нашей бухте сонной…»

 

Ты помнишь? В нашей бухте сонной

Спалá зеленая вода,

Когда кильватерной колонной

Вошли военные суда.

 

 

Четыре – серых. И вопросы

Нас волновали битый час,

И загорелые матросы

Ходили важно мимо нас.

 

 

Мир стал заманчивей и шире,

И вдруг – суда уплыли прочь.

Нам было видно: все четыре

Зарылись в океан и в ночь.

 

 

И вновь обычным стало море,

Маяк уныло замигал,

Когда на низком семафоре

Последний отдали сигнал…

 

 

Как мало в этой жизни надо

Нам, детям, – и тебе и мне.

Ведь сердце радоваться радо

И самой малой новизне.

 

 

Случайно на ноже карманном

Найди пылинку дальних стран –

И мир опять предстанет странным,

Закутанным в цветной туман!

 

1911–6 февраля 1914
Aber’Wrach, Finisture

Анне Ахматовой

 

«Красота страшна» – Вам скажут, –

Вы накинете лениво

Шаль испанскую на плечи,

Красный розан – в волосах.

 

 

«Красота проста» – Вам скажут, –

Пестрой шалью неумело

Вы укроете ребенка,

Красный розан – на полу.

 

 

Но, рассеянно внимая

Всем словам, кругом звучащим,

Вы задумаетесь грустно

И твердите про себя:

 

 

«Не страшна и не проста я;

Я не так страшна, чтоб просто

Убивать; не так проста я,

Чтоб не знать, как жизнь страшна».

 

16 декабря 1913

«Я помню нежность ваших плеч…»

 

Я помню нежность ваших плеч –

Они застенчивы и чутки.

И лаской прерванную речь,

Вдруг, после болтовни и шутки.

 

 

Волос червонную руду

И голоса грудные звуки.

Сирени темной в час разлуки

Пятиконечную звезду.

 

 

И то, что больше и странней:

Из вихря музыки и света –

Взор, полный долгого привета,

И тайна верности… твоей.

 

1 июля 1914

«Милая девушка, чтó ты колдуешь…»

 

Милая девушка, чтó ты колдуешь

Черным зрачком и плечом?

Так и меня ты, пожалуй, взволнуешь,

Только – я здесь ни при чем.

 

 

Знаю, что этой игрою опасной

Будешь ты многих пленять,

Что превратишься из женщины страстной

В умную, нежную мать.

 

 

Но, испытавши судьбы перемены, –

Сколько блаженств и потерь!

Вновь ты родишься из розовой пены

Точно такой, как теперь.

 

9 декабря 1915

«На улице – дождик и слякоть…»

 

На улице – дождик и слякоть,

Не знаешь, о чем горевать.

И скучно, и хочется плакать,

И некуда силы девать.

 

 

Глухая тоска без причины

И дум неотвязный угар.

Давай-ка, наколем лучины,

Раздуем себе самовар!

 

 

Авось, хоть за чайным похмельем

Ворчливые речи мои

Затеплят случайным весельем

Сонливые очи твои.

 

 

За верность старинному чину!

За то, чтобы жить не спеша!

Авось, и распарит кручину

Хлебнувшая чаю душа!

 

10 декабря 1915

«Май жестокий с белыми ночами!..»

Вл. Пясту



 

Май жестокий с белыми ночами!

Вечный стук в ворота: выходи!

Голубая дымка за плечами,

Неизвестность, гибель впереди!

Женщины с безумными очами,

С вечно смятой розой на груди! –

Пробудись! Пронзи меня мечами,

От страстей моих освободи!

 

 

Хорошо в лугу широком крýгом

В хороводе пламенном пройти,

Пить вино, смеяться с милым другом

И венки узорные плести,

Раздарить цветы чужим подругам,

Страстью, грустью, счастьем изойти, –

Но достойней за тяжелым плугом

В свежих росах пóутру идти!

 

28 мая 1908

«Я пригвожден к трактирной стойке…»

 

Я пригвожден к трактирной стойке.

Я пьян давно. Мне всё – равно.

Вон счастие мое – на тройке

В сребристый дым унесено…

 

 

Летит на тройке, потонуло

В снегу времен, в дали веков…

И только душу захлестнуло

Сребристой мглой из-под подков…

 

 

В глухую темень искры мечет,

От искр всю ночь, всю ночь светло…

Бубенчик под дугой лепечет

О том, что счастие прошло…

 

 

И только сбруя золотая

Всю ночь видна… Всю ночь слышна…

А ты, душа… душа глухая…

Пьяным пьяна… пьяным пьяна…

 

26 октября 1908

«Часовая стрелка близится к полнóчи…»

 

Часовая стрелка близится к полнóчи.

Светлою волною всколыхнулись свечи.

Темною волною всколыхнулись думы.

С Новым годом, сердце! Я люблю вас тайно,

Вечера глухие, улицы немые.

Я люблю вас тайно, темная подруга

Юности порочной, жизни догоревшей.

 

4 ноября 1908

На смерть Комиссаржевской

 

Пришла порою полуночной

На крайний полюс, в мертвый край.

Не верили. Не ждали. Точно

Не таял снег, не веял май.

 

 

Не верили. А голос юный

Нам пел и плакал о весне,

Как будто ветер тронул струны

Там, в незнакомой вышине,

 

 

Как будто отступили зимы,

И буря твердь разорвала,

И струнно плачут серафимы,

Над миром расплескав крыла…

 

 

Но было тихо в нашем склепе,

И полюс – в хладном серебре.

Ушла. От всех великолепий –

Вот только: крылья на заре.

 

 

Чтó в ней рыдало? Чтó боролось?

Чего она ждала от нас?

Не знаем. Умер вешний голос,

Погасли звезды синих глаз.

 

 

Да, слепы люди, низки тучи…

И где нам ведать торжества?

Залег здесь камень бел-горючий,

Растет у ног плакун-трава…

 

 

Так спи, измученная славой,

Любовью, жизнью, клеветой…

Теперь ты с нею – с величавой,

С несбыточной твоей мечтой.

 

 

А мы – чтó мы на этой тризне?

Чтó можем знать, чему помочь?

Пускай хоть смерть понятней жизни,

Хоть погребальный факел – в ночь…

 

 

Пускай хоть в небе – Вера с нами.

Смотри сквозь тучи: там она –

Развернутое ветром знамя,

Обетованная весна.

 

Февраль 1910