Я проехал по Портовому шоссе до конца. Это был Сан-Педро. Я проехал по Гаффи, свернул налево на 7-ю, проехал несколько кварталов, свернул направо на Пасифик, проехал еще, увидел бар «Питейный кабанчик», остановил машину, вошел. Внутри было темно. Телевизор не работал. Бармен был старик лет восьмидесяти, весь белый – белые волосы, белая кожа, белые губы. И сидели еще два старика, белые как мел. Как будто из всех троих выпустили кровь. Они напомнили мне высушенных мух в паутине. Напитков видно не было. Никто не шевелился. Белое безмолвие.
Я стоял в дверях и смотрел на них. Наконец бармен издал звук:
– А?..
– Тут никто не видел Синди, Селина или Красного Воробья? – спросил я.
Они только глядели на меня. Губы одного из посетителей сложились в маленькое мокренькое «о». Он пытался заговорить. Второй посетитель опустил руку и почесал яйца. Или то место, где они когда-то были. Бармен остался недвижим. Он напоминал фигуру, вырезанную из картона. И старую. Я вдруг почувствовал себя молодым.
Я прошел вперед и сел на табурет.
– Что-нибудь выпить найдется? – спросил я.
– А… – сказал бармен.
– Водка – «Севен-аи», лимона не надо.
А теперь выкиньте на помойку четыре с половиной минуты и забудьте о них. Вот сколько потребовалось бармену, чтобы принести мне стакан.
– Благодарю, – сказал я, – и, пожалуйста, сделай еще один, раз уж ты начал двигаться.
Я врезал. Оказалось неплохо. Он, видно, набил руку.
Два старикана сидели и глядели.
– Хороший денек, а, парни? – спросил я.
Они не ответили. У меня возникло такое чувство, что они не дышат. Или мертвых не положено хоронить?
– Слушайте, парни, когда кто-нибудь из вас в последний раз стянул трусики с женщины?
Один из стариков отозвался:
– Хе-хе-хе-хе!
– А-а, вчера ночью?
– Хе-хе-хе-хе!
– Понравилось?
– Хе-хе-хе-хе!
У меня испортилось настроение. Жизнь моя уходит псу под хвост. Мне нужно что-то – сверкание огней, блеск, что-нибудь эдакое, черт возьми. А я тут толкую с покойниками. Я прикончил первый стакан. Второй уже был готов. В дверь вошли двое, с чулками на лицах.
Я осушил второй стакан.
– ТИХО! БЕЗ ГЛУПОСТЕЙ! БУМАЖНИКИ, КОЛЬЦА, ЧАСЫ – НАСТОЙКУ! ЖИВО! – выкрикнул один.
Второй перемахнул через стойку и подбежал к кассе. Ударил по ней кулаком.
– ЭЙ! КАК ОТКРЫВАЕТСЯ ЭТА ХЕРОВИНА?
Он огляделся, увидел бармена.
– ЭЙ, ДЕД! ПОДИ ОТКРОЙ ЭТУ ШТУКУ! – Он навел на старика пистолет.
И тот в друг научи лея двигаться. Миг – и он уже у кассы, и она открыта.
А первый складывал в мешок то, что мы выложили на стойку.
– ВОЗЬМИ КОРОБКУ ИЗ-ПОД СИГАР! ПОД СТОЙКОЙ! – крикнул он напарнику.
Тот перекладывал в мешок деньги из кассы. Он нашел коробку из-под сигар. В ней были деньги. Он кинул ее в мешок и перепрыгнул через стойку.
Они постояли еще несколько секунд.
– Меня разбирает! – сказал тот, который прыгал через стойку.
– КОНЧАЙ, УХОДИМ! – сказал другой.
– МЕНЯ РАЗБИРАЕТ! – заорал первый.
Он прицелился в бармена. Он выпустил три пули. Все в живот. Старик три раза дернулся и упал.
– МУДАК! ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ? – заорал его партнер.
– НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ МУДАКОМ! Я ТЕБЯ ТОЖЕ УБЬЮ! – Он повернулся и навел пистолет на партнера.
Но опоздал. Пуля попала ему в нос и вышла из затылка. Он упал, повалив табурет. Другой выбежал в дверь. Я досчитал до пяти, потом выбежал за ним. Оба старика еще были живы, когда я убегал. Кажется.
Я быстро сел в машину. Рванул от бордюра, проехал квартал, свернул направо, в переулок. Потом сбавил скорость, поехал не торопясь. Тут послышалась сирена. Я зажег сигарету от прикуривателя, включил радио. Играли рэп. Я не мог разобрать, чего он там рэпает.
Я не мог решить, ехать мне домой или в контору.
Кончилось же это все супермаркетом, где я погрузил в тележку пять грейпфрутов, жареную курицу и картофельный салат. Да, и еще 0,75 водки и туалетную бумагу.
Я очутился у себя на квартире. Я углубился в курицу и картофельный салат. Я покатал по ковру грейпфрут. Я был угнетен. Весь мир ополчился против меня.
Потом зазвонил телефон. Я выплюнул непрожаренное куриное крыло и взял трубку.
– Да?
– Мистер Билейн?
– Да?
– Вы выиграли бесплатную поездку на Гавайи, – сказал кто-то.
Я повесил трубку. Пошел на кухню, налил водки с минеральной водой, добавил соуса «табаско». Сел со стаканом, выпил половину, и тут постучали в дверь. Стук был плохой, но я, вопреки своему правилу, сказал: «Войдите».
И зря. Это был сосед из 302-й, почтальон. У него как-то странно были приделаны руки. И мозги тоже. И глаза смотрели не совсем на тебя, а куда-то тебе за голову. Так что ты не совсем понимал, где ты находишься. Были у него и некоторые другие недостатки.
– Привет, Билейн, а мне не найдется выпить?
– На кухне, налей сам.
– Понял.
Он ушел на кухню, насвистывая «Дикси». Вернулся вразвалочку, в обеих руках по стакану. Сел напротив меня.
– Взял с запасом, – сказал он, кивнув на стаканы.
– Знаешь, эта штука продается во многих местах, – сообщил я. – Ты бы запасся.
– Да плевать… Слушай, Билейн, я пришел поговорить по делу.
Он выпил то, что было в правой руке, разбил стакан об стену. Этому он научился от меня.
– Я пришел затем, чтобы открыть нам путь к легкой славе.
– Ясно, – сказал я. – Послушаем.
– Меланхолик Майк. Бежал на днях. Идет, как язык прокаженного по девичьей сиське, – первую четверть мили за двадцать одну секунду. В торговом заезде двадцатитысячников вышел на прямую на пять корпусов впереди, проиграл всего полтора корпуса. Теперь его ставят в пятнадцатитысячииках. Такую лошадь – на три четверти мили. Они только под хвост ему будут смотреть. Ставки на него пятнадцать к одному! Верняк! Я беру тебя в долю, друг!
– Зачем меня в долю? Зачем сам все не выиграешь?
Он выпил из второго стакана. Потом оглянулся. Поднял стакан.
– Стой! – сказал я. – Разобьешь этот стакан – и у тебя будут два задних прохода.
– А?
– Подумай сперва.
Почтарь тихо поставил стакан.
– Еще есть выпить?
– Ты знаешь где. И мне налей.
Он ушел на кухню. Я чувствовал, что теряю терпение. Потом он вернулся, дал мне стакан.
– Стой, – сказал я, – я выпью твой.
– Как это?
– В нем крепче.
Он дал мне другой стакан, потом сел.
– Так я тебя спрашиваю, скороход, зачем меня в долю?
– Да вот, – сказал он.
– Ну, дальше?
– У меня с капустой туго. Поставить нечего. Но когда выиграем, я тебе отдам из выигрыша.
– Неинтересно говоришь.
– Слушай, Билейн, мне нужно самую малость.
– Сколько?
– Двадцать зеленых.
– Это большущие деньги.
– Десять зеленых.
– Ну ты разбежался.
– Ладно, пять зеленых.
– Что?
– Два зеленых.
– Мотай отсюда!
Он допил и встал. Я тоже допил. Он стоял. Он сказал:
– А чего это грейпфруты на полу?
– А мне так нравится.
Я встал и подошел к нему.
– Пора уходить, приятель.
– Уходить пора? Да ну? Я уйду, когда пожелаю!
Он обнаглел от выпитого. Это бывает.
Я заехал ему кулаком в живот. А на кулаке был медный кастет. Чуть насквозь не прошел к чертям.
Он упал.
Я отошел и сгреб с полу битое стекло. Потом вернулся, открыл ему рот и бросил стекло туда. Потом потер ему щеки и немного пошлепал по ним. Губы у него покраснели.
Тогда я вернулся к прерванному питью. Прошло, наверное, минут сорок пять, и почтальон зашевелился. Перекатился на живот, выплюнул пару стекляшек и пополз к двери. Вид у него был жалкий. Дополз до самой двери. Я открыл ее, и он пополз дальше к своей квартире. В следующий раз надо присматривать за ним.
Я закрыл дверь.
Я сел и нашел в пепельнице погасшую сигару. Зажег ее, затянулся, закашлялся. Попробовал еще раз. Довольно приятно.
На меня нашла задумчивость.
Решил больше ничего сегодня не делать.
Жизнь изнашивает человека, изнашивает до дыр.
Утро вечера мудренее.