Еда, приносящая удовольствие, перепрошивает наш мозг

Теоретически приносящая удовольствие еда не может беспредельно стимулировать мозг. Биологическая ценность дофамина заключается в его способности мотивировать животное заниматься поисками пищи. Мозг устроен так, что при отсутствии необходимости в пище дофамина выделяется гораздо меньше. При этом должна происходить так называемая нейроадаптация за счет уменьшения нервного отклика – иначе нас бы постоянно тянуло к стимулу. Так наш организм стремится к балансу. Как ловко подметил Андраш Хайнал, доцент кафедры нейробиологии и науки о поведении университета штата Пенсильвания, «гомеостаз не переносит крайностей» [1].

Иногда именно так все действительно и происходит, как это было показано в исследовании итальянского ученого Гаэтано Ди Кьяро. Когда он впервые угостил подопытных животных кукурузными палочками с сырным вкусом, уровень дофамина у них в мозгу увеличился. Со временем происходила адаптация, уровень дофамина снижался, и еда теряла свою способность оказывать влияние на их поведение.

Но на этом дело не кончилось. Оказалось, что если стимул достаточно сильный, достаточно новый и повторяется с достаточной периодичностью, то мозг может оказаться не в состоянии сдержать дофаминовую реакцию. Желание так и не стихает. Подобное явление наблюдается при употреблении кокаина – никакой адаптации не происходит. У человека, принимающего наркотики, дофамин продолжает вырабатываться и дальше, как правило, на том же уровне, что и после первого употребления наркотика.

Еда с чрезвычайно высокой вкусовой привлекательностью меняет нервные контуры нашего мозга весьма похожим образом. Я попросил Ди Кьяра изучить, что происходит с подопытным животным после многократного употребления им шоколадного напитка с высоким содержанием сахара и жира. Когда эксперимент был завершен, он прислал мне по электронной почте письмо, в теме которого значилось: «Важные результаты!» Исследование показало, что дофаминовая реакция не угасала после доступа животного к шоколадному напитку в течение продолжительного периода времени. Никакой адаптации не происходило.

Новизна также мешает адаптации: уровень дофамина оставался завышенным, когда после сырных кукурузных палочек животным предлагали шоколад.

Адаптация к какому-то одному приносящему удовольствие продукту никак не помогает адаптироваться к другому.

Еще одним стимулирующим выброс дофамина фактором является периодичность. Если снабдить животное достаточным количеством пищи с высоким содержанием сахара, после чего на нужное время лишить его доступа к этой пище, а потом снова ее предоставить, то можно добиться того, чтобы уровень дофамина не снижался.

Андраш Хайнал и я решили вместе изучить влияние непрерывного и периодического доступа животных к ванильному питательному напитку с высоким содержанием сахара и жира на дофаминовую систему их мозга [2]. Когда животные ежедневно на протяжении восьми недель получали пищу с высокой вкусовой привлекательностью, их мозг получал достаточную стимуляцию для того, чтобы продолжать вырабатывать дофамин, – никаких признаков нейроадаптации нами обнаружено не было. Когда же мы ограничили доступ животных к этой пище всего двумя днями в неделю, мозг получал еще большую стимуляцию, и дофамина вырабатывалось гораздо больше.

Хайнал объяснил мне, что секрет подавления механизма нейроадаптации заключается в том, чтобы поддерживать «актуальность» еды для подопытного животного [3]. Этого можно добиться, если дразнить животное небольшими порциями стимулирующей центр удовольствия еды, предоставлять возможность доступа к этой еде в одно и то же время каждый день либо использовать другие методы создания чувства предвкушения. Это помогает подавить способность мозга адаптироваться к постоянному стимулу.

Конечно, мы еще многого не знаем про связь между управляемой дофамином мотивационной системой мозга и нашим поведением в присутствие приносящей удовольствие еды. Мы знаем, однако, что еда с высоким содержанием сахара, жира и соли меняет нервные контуры нашего мозга. Современные научные методы позволяют нам показать, как именно еда, служащая положительным подкреплением и приносящая значительное удовлетворение, а также сигналы, связанные с употреблением такой еды, меняют структуру нашего мозга. Крейг Шилц, занимавшийся исследовательской деятельностью в Висконсинском университете в Мэдисоне, продемонстрировал изменение «функциональной связанности», как он ее сам назвал, важнейших отделов головного мозга: после многократного воздействия конкретных стимулов менялись связи между нервными контурами мозга, а как следствие и их реакция на эти стимулы [4].

Итак, приносящая удовольствие еда перепрошивает наш мозг [5]. В результате этого процесса мы становимся более восприимчивыми к стимулам, которые вызывают у нас предвкушение такой еды. Именно в этот замкнутый круг и попали Сара, Эндрю, Саманта и Клаудия, о которых было рассказано в начале этой книги. Они больше не в состоянии контролировать свою реакцию на еду с высокой вкусовой привлекательностью, потому что структура их мозга изменилась под воздействием съедаемой ими пищи.

Когда пищевое поведение становится привычкой

Когда хорошо знакомые стимулы активируют устоявшиеся нервные пути, приводящие к повторению одного и того же поведения, формируется привычка. Одни и те же стимулы вызывают у нас одну и ту же реакцию.

Со временем употребление приносящей большое удовольствие пищи начинает вызывать автоматическую реакцию. У нас формируются своего рода «схемы поведения»: мысленные модели наших действий, а также особые последовательности их выполнения [1]. Когда стимул, движущий нашим поведением, является еще и положительным подкреплением, формирование этих схем поведения происходит особенно быстрыми темпами.

Когда последовательность действий зашивается у нас в мозге, диктуемое ей поведение становится настолько привычным, что мы начинаем реагировать еще до того, как осознаем наличие стимула. Огромное количество научных трудов не дадут соврать: ученым удавалось засечь движение людей еще до того, как они знали, что собираются его совершить. Активность мозга формирует моторную реакцию еще до того, как мы это осознаем.

Чтобы подробнее узнать о том, как повторяющиеся события усиливают нервные контуры мозга, я позвонил Джошуа Берк из Мичиганского университета в Энн-Арбор. Он помог мне понять несколько расплывчатую, однако довольно важную разницу между целенаправленным и привычным поведением.

Примером целенаправленного поведения является следующая цепочка: человек думает о мороженом, у него возникает желание съесть мороженое, после чего он предпринимает осознанные шаги для того, чтобы это мороженое заполучить. Мыслительный процесс при этом задействует определенную группу мотивационных нервных контуров. Когда я захожу к себе домой с намерением достать коробку с мороженым из морозилки, то мои действия являются целенаправленными, и ими движет осознанное желание получения удовольствия. Я хочу мороженое и собираюсь его заполучить.

Если же я буду так делать достаточно много раз, то мыслительный процесс изменится. Поведение превращается из целенаправленного в привычное. Оно становится в меньшей мере осознанным и в большей мере машинальным и задействует уже совсем другие нервные контуры мозга. Мной уже больше не руководит осознанное желание что-то съесть – зайдя домой, я сразу же направляюсь к своему холодильнику, просто потому что я привык так делать. Мое моторное поведение стало автоматическим.

Дофамин оказывает влияние на поведение обоих типов – он раскручивает мотивационные контуры мозга и укрепляет силу привычки. Практически параллельно друг другу работают два контура: один из них служит центром обработки информации о мотивации, в то время как другой сосредоточен на связанной с привычкой моторной активности [2].

Последствия этого явления для человека, пытающегося контролировать количество потребляемой пищи, очевидны [3]. Когда привычка усваивается, то мозг «кодирует всю последовательность действий в виде одной операционной единицы, выполнение которой запускается при заданных обстоятельствах», объясняют ученые, занимающиеся изучением работы привычки на уровне отдельных нейронов [4]. Стимулы, поступающие из окружающей среды, провоцируют автоматическую и предсказуемую реакцию.

Таким образом, когда дело касается еды, мы действуем согласно некоторому коду, прописанному в нервных контурах нашего мозга.

* * *

Привычки позволяют живым существам – причем как с высокоразвитым, так и с совсем примитивным мозгом – молниеносно реагировать на какие-то рядовые события. Порой это удобно, так как позволяет что-то делать, не переключая полностью на это действие свое внимание. Так, например, нам не нужно прерывать разговор, чтобы наклониться и завязать шнурок. Но за такое удобство, к сожалению, приходится платить. Мозг устроен таким образом, что мы можем действовать неосознанно, не контролируя в полной мере собственные действия. В этой потере контроля, на самом деле, и кроется вся суть.

«Потеря контроля естественным образом укрепляет механизмы привычки, – объясняет Джошуа Берк. – Привычка позволяет снизить когнитивную нагрузку. Когда какая-то ситуация повторяется снова и снова, вполне логично, что мозг позволяет реагировать на нее каким-то заранее определенным образом без нашего осознанного участия в этом процессе».

Привычки вырабатываются медленно и постепенно, но стоит им укорениться, и избавиться от них становится невероятно трудно. «Привычки по своему определению довольно упорны, – говорит Берк. – Им сильно недостает гибкости. Даже когда обстоятельства меняются, они остаются прежними».

Различие между целенаправленным и привычным поведением было наглядно продемонстрировано в ходе другого исследования потребления пищи с высоким содержанием сахара [5]. На протяжении недели ученые размещали кусочки сахарозы в конце небольшого загона, и при первой возможности группа подопытных животных бежала их заполучить. После этого животных пересадили в другую клетку, где они также объедались сахарозой, только на этот раз ученые намеренно делали так, чтобы по окончании приема пищи животным становилось плохо. Когда на следующий день их вернули в загон, поведение животных кардинально поменялось: они больше не устремлялись к пище, а с некоторой неохотой двигались по направлению к ней, практически не проявляя к еде интереса.

Теперь сравните это с результатом, полученным во время второго этапа эксперимента. Животных на этот раз помещали в загон уже не на одну, а на три недели, каждый день скармливая им кусочки сахарозы в конце загона. Все остальное осталось без изменений: по окончании трехнедельного подготовительного периода животным снова давали огромное количество сахара и снова делали так, чтобы им становилось плохо. По возвращении в загон подопытные животные с прежним рвением устремлялись к еде и сразу же ее съедали.

«Это прекрасная наглядная иллюстрация между целенаправленным и привычным поведением», – сказал Берк. После недели поедания сахара мысленной ассоциации между едой и плохим самочувствием было достаточно, чтобы отбить у животных охоту объедаться и дальше. Трех недель же оказалось вполне достаточно для формирования привычки – животные теперь действовали бессознательно. Тот факт, что после этой еды им как-то стало плохо, больше не сдерживал их моторную активность. Людям – в том числе и мне – прекрасно это знакомо. В прошлом мне не раз становилось плохо, когда я съедал слишком много пиццы, однако это не останавливало меня от того, чтобы есть ее снова и снова.

Чем больше удовольствия приносит еда, тем быстрее формируется автоматическая реакция. В этом и состоит главная опасность привычки. Вместе с тем привычка вовсе не обязательно должна приносить нам вред. Если мы научимся прерывать этот порочный круг, то сможем формировать новые привычки, побуждающие нас искать другие, более полезные источники удовольствия.