James Hamblin
If Our Bodies Could Talk
A Guide to Operating and Maintaining a Human Body
Copyright © 2016 by James Hamblin
Illustrations copyright © 2016 by Hallie Bateman
© Смирнова Ю., перевод на русский язык, 2017
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2018
КоЛибри®
* * *
Посвящается Саре Ягер, Джону Гоулду и всем остальным коллегам из журнала The Atlantic
Пролог
Окончив медицинский факультет, мой сосед по комнате стал офтальмологом и переехал в Техас. По его настоятельной просьбе в этой книге я дам ответ на вопрос, который чаще всего задают ему собеседники, когда узнают, кто он по профессии.
Если контактная линза потеряется в глазу, может ли она попасть в мозг?
Я расхохотался, услышав этот вопрос. Но моего друга он давно перестал смешить.
Существует целый ряд распространенных деструктивных заболеваний глаз, о которых интересующиеся могли бы его расспросить. Такие из них, как, например, возрастная макулярная дистрофия (макулодистрофия), никталопия или глаукома к 2040 году могут поразить до 112 миллионов человек, лишив многих из них зрения{1}.
Глаукома волнует меня больше остальных, потому что она есть и у меня: мое внутриглазное давление выше нормы. Конечно, глаз от этого не взорвется, хотя, по правде говоря, я частенько представляю себе эту абсурдную картину. Ухудшение зрения в большинстве случаев развивается очень медленно. Мне говорят, что я даже не замечу, как мое зрение начнет меня подводить – термин, который врачи используют не задумываясь, в то время как речь идет о нас – о тех, у кого слабеют функции одного из органов. В случае с глаукомой повышенное давление постепенно приведет к повреждению зрительного нерва, расположенного позади сетчатки. Я постепенно потеряю периферийное зрение, а затем полностью ослепну.
Но это случится не завтра, время еще есть.
Все сказанное выше означает, что у нас есть причины беспокоиться о глазах или о других органах. Любой из них очень важен. Иногда можно рассматривать свои проблемы со здоровьем в контексте проблем другого человека, размышляя о том, что все могло быть гораздо хуже. Но иногда такой подход не помогает. Что касается заданного ранее вопроса о линзах, то пространство под веками никак не соединяется с мозгом. Это своего рода тупик, заканчивающийся под верхним веком примерно на середине глазного яблока. Так что от линз наш мозг защищен.
Анатомия глаза, возможно, вам уже знакома, если вы были среди тех 40 миллионов человек, которые имели возможность посетить самую популярную передвижную выставку всех времен – «Мир тела». Хотя вы могли пропустить раздел, посвященный строению черепа, если отвлеклись на тела в совокупляющихся позах. Многие посетители были просто потрясены этими экспонатами, равно как и слухами о сомнительных методах приобретения выставленных трупов. Однако мир искусства, я полагаю, был больше шокирован не экспонатами, а самим фактом огромной и устойчивой популярности выставки, которую можно было бы назвать и по-другому – «Настоящие трупы».
Почему же из всех произведений искусства, представленных публике в разное время, именно эта выставка – по сути, просто разрекламированная биологическая лаборатория – имеет такой успех? Особенно учитывая то, что большинство из нас обычно не расположено обсуждать процессы, происходящие внутри наших тел, и всерьез размышлять о смерти?
«Мир тела» – детище немецкого анатома по имени Гюнтер фон Хагенс, который разработал метод пластинации, позволяющий предохранить трупы от разложения. Большинство выставок появляются и исчезают, но «Мир тела» вот уже два с лишним десятка лет продолжает свое непрерывное шествие по миру. По пятницам выставка открыта до позднего вечера, чтобы парочки, если пожелают, могли назначать там свидание.
Кент Друммонд – профессор-маркетолог из Университета Вайоминга – предположил, что выставка «Мир тела» находит столь обширный отклик у публики, поскольку она сумела противопоставить наше желание жить вечно отвращению ко всему низкому. Посетители проникаются величием смерти, не чувствуя прямой угрозы для себя самих. Друммонд пришел к подобному заключению, изучив не только экспонаты, но и поведение людей на выставке. Вот что он пишет в журнале наблюдений: «Одна их повторяющих форм взаимодействия посетителей и экспонатов такова: мужчина указывает на часть тела в витрине и объясняет женщине, как эта часть функционирует. При этом место, где находится эта часть, он показывает на своем теле»{2}.
Подобное поведение со стороны мужчин, пожалуй, отрезвляет больше, чем сами трупы. И оно безусловно соответствует основной идее фон Хагенса, который называет себя «социалистом от медицины». Он убежден, что медицинская информация должна быть общедоступной: если человек решает взять в руки сигарету, он должен быть хорошо осведомлен о том, как выглядит почерневшее, некротизированное, эмфизематозное легкое, которое обычно можно увидеть лишь в медицинских учебниках или в морге. Внутри «Мира тела» мы можем увидеть и изучить наши органы и задуматься о бренности тела, пусть даже всего на пару часов, во время одного пятничного свидания. Развешенные по всей выставке плакаты типа цитаты из Халиля Джебрана «Ваше тело – арфа вашей души» настоятельно побуждают нас к самосозерцанию.
Не думаю, что в этой фразе есть какой-то смысл, а вот в философии фон Хагенса – есть. Доступность медицинской информации для общества давно стала нормой и за стенами его выставки. Прошлый мир, в котором врачи были единственными хранителями медицинских знаний и чья работа заключалась главным образом в выдаче инструкций, предписаний и назначений, исчез. Многих из нас буквально накрыла волна информации, и мы не всегда знаем, что с ней делать.
Поиски в интернете вряд ли могут помочь в решении проблем, связанных со здоровьем. В основном там можно найти дискуссии анонимных пользователей, обсуждающих любые вопросы, в том числе и сложнейшую и серьезнейшую проблему, связанную с контактными линзами. Может ли она просочиться из глаза в мозг и повредить его? А что, если она спустится вниз по позвоночнику и попадет в мой ботинок? Я смогу потом ее носить? И даже когда вы находите ресурс о здоровье, который, как вам кажется, заслуживает доверия, всегда появится сторонник теории заговора, который, призвав на помощь фрагментарную логику, рьяно начнет предупреждать всех о том, что этому источнику верить нельзя. Обычно это парень с Reddit под ником Gene. Он лично потерял так 500 контактных линз (все они попали в мозг, и их пришлось удалять хирургическим путем). На его рабочем столе стоит банка, где хранятся все извлеченные из его мозга линзы.
Хотя контактные линзы не могут попасть в мозг, в редких случаях они могут оказаться в мешке под верхним веком. Как и любой другой посторонний предмет, застрявший в теле, линза способна стать источником инфекции. Скопившийся вокруг нее гной стекает в синусные пазухи и оттуда попадает в глотку. Со мной именно это и случилось. Я-то думал, что линза незаметно выпала, но не тут-то было. Шесть дней спустя она вышла наружу, но к этому времени я уже заболел.
Так что, если ваша контактная линза застряла и вы никак не можете ее вынуть, обратитесь к врачу. (Я надеюсь, что все прочли мой ответ целиком, а не только его первую часть.)
* * *
В Стэнфордском университете сухопарый профессор в очках по имени Роберт Проктор ведет курс «История незнания». Если бы он придерживался мнения, что невежество – это просто отсутствие знаний, которое «лечится» с помощью обучения и усвоения фактов, его курс был бы довольно скучным. Но Проктор считает, что невежество является продуктом активного культивирования. Оно распространяется через слухи и рекламу, причем намного быстрее и проще, чем знания.
В противовес эпистемологии – науке о знании – изучение невежества Проктор назвал агнотологией. Это слово еще не внесли в Оксфордский словарь английского языка, хотя оно и имеет прямое отношение к последнему Слову года ☺[1]
В 1977 г. молодой и наивный Роберт покинул отчий дом в Индиане, чтобы получить степень по истории науки в Гарвардском университете. Во время обучения его «смутило и озадачило», что местных преподавателей совершенно не интересует, «как мыслят обычные люди». Роберту это показалось отчасти проявлением элитизма, а в остальном он винил мрачное ощущение бесполезности всех усилий. «В то время половина населения страны все еще считала, что возраст планеты Земля составляет 6000 лет», – вспоминает профессор. Это меньше примерно на 4,5 миллиарда. Но гораздо больше, чем само невежество обывателей, Проктора удивляло полное равнодушие к этому факту его коллег из академической среды. Поэтому он решил, что кому-то следует взяться за изучение того, «что люди не знают и почему они этого не знают».
Классическим примером намеренного распространения невежества являются действия представителей табачной индустрии. С тех пор как в 1960-х гг. прошлого века было однозначно доказано, что курение вызывает рак легких, они стали пытаться подорвать веру общественности в научные исследования в целом. Раз опровергнуть конкретные факты о сигаретах не получилось, можно настроить общественное мнение против знаний как таковых. Действительно, возможно ли вообще что-либо знать наверняка?
Стратегия была блестящей. Проктор называет это «альтернативным причинным анализом» или просто «эксперты расходятся во мнениях». Производителям табака не пришлось опровергать тот факт, что рак легких связан с курением. Все, что им нужно было сделать, – это намекнуть, что в «обсуждении» этого вопроса «с обеих сторон» принимают участие «эксперты». А затем справедливо заметить, что каждый имеет право сам выбирать, кому из них верить. Подобная тактика оказалась настолько эффективной, что обеспечила табачной промышленности еще несколько прибыльных десятилетий, пока разумные люди продолжали сомневаться, существует ли связь между сигаретами и раком.
По словам Проктора, «производители табака знали, что треть всех видов рака вызывается курением, поэтому они и стали проводить эти «просветительские» кампании, чтобы показать, что эксперты всегда найдут что обвинить: сегодня это брюссельская капуста, или секс, или загрязнение окружающей среды, а завтра что-то еще».
Стоит один раз обратить внимание на подобную тактику, как вы начинаете замечать ее применение повсюду. И больше всего она используется при передаче информации, касающейся нашего тела. Проктор сыплет примерами: незнание о прививках, незнание о клиторе, незнание о пище, незнание о молоке. Он любит говорить, что мы живем в «золотом веке невежества». Благодаря современным способам распространения информации «влиятельные организации могут способствовать развитию невежества и распространять заблуждения, используя большее количество вспомогательных средств, чем когда-либо в истории».
Вне всяких сомнений, речь идет о намеренной дезинформации, и измененные в целях маркетинга «факты» о нашем с вами теле обрушиваются на нас с такой силой, какая и не снилась предыдущим поколениям. И по мере того, как мы все чаще читаем лишь те статьи, что приходят на электронную почту или отобраны для нашей новостной ленты в любимой социальной сети, становится «все проще и проще загнать себя в тоннель невежества», говорит Проктор.
Позволить себе сомневаться, охотно задумываться над неоднозначными вопросами – значит противостоять целенаправленной культивации невежества. Суть профессии врача в наши дни, как никогда, близка к значению латинского слова docere – учить, что, по моему мнению, включает в себя совместное изучение и обсуждение новой информации. Как для врачей, так и для пациентов сегодня главная трудность заключается в том, чтобы разобраться в контексте, отделить маркетинг от науки, найти границу между известным и неизведанным и разглядеть мотивы людей, пытающихся изменить наши представления о здоровье и норме. Если бы мы вооружились соответствующими знаниями, мы могли бы справляться с натиском сообщений, посылаемых нашим телом, и полностью понимать самих себя. Это позволило бы нам продуктивно общаться друг с другом, уверенно идти по жизни и даже быть счастливыми.
Поэтому эта книга представляет практический подход к пониманию нашего тела, основанный на идее, что важно не столько запоминать факты, сколько анализировать их и проникать в суть вещей. Более того, это мой способ скорректировать современный подход к здравоохранению, который отбил у меня желание работать в медицине. На подготовительных курсах, во время учебы на медицинском факультете и за три года ординатуры я запомнил огромное количество фактической информации, не вникая в ее суть. В то время у преподавателей считалось нормальным принимать как должное то, что я должен вызубрить все это лишь для того, чтобы успешно сдать очередной тест. В реальной жизни ни один практикующий врач не держит в голове всю эту ерунду: и структуру всех аминокислот, и названия мелких артерий верхнего плечевого пояса, и все возможные незначительные побочные действия всех известных медикаментов. Для подобных вещей существуют справочники. И тем не менее на экзаменах, успешное прохождение которых является ключом к успеху в своей профессии, маловажные детали – по-прежнему самая ходовая валюта.
После нескольких лет зубрежки общий эффект от такого обучения можно было сравнить с прыжками через обруч с единственной целью – добраться до следующего обруча. Мои наставники сообщили мне, что если я не до сих пор не полюбил этот процесс, то, возможно, и окончательный результат меня не сильно обрадует. Так что в 2012 г. я взял академический отпуск и оставил ординатуру на отделении радиологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Мне представилась возможность поработать редактором раздела «Здоровье» онлайн-версии журнала The Atlantic, который я всегда читал и любил. На новой должности я смог продолжить обучение, но в той форме, которая казалась мне более осмысленной, отчего работа стала приносить мне гораздо больше удовлетворения.
Итак, я оставил ординатуру. Меняя стабильную, денежную карьеру на абсолютно непредсказуемую, я оправдывал свой поступок тем, что очень мало журналистов пишет о науке и очень мало врачей работает в области общественного здравоохранения. Я хотел иметь возможность воздействовать на первопричины проблем, а не только на симптомы; хотел задавать вопросы и находить в учебниках ответы, а не просто заучивать факты и, в идеале, хотел дать людям возможность посмеяться. Журналистика позволяет мне приложить руку к повышению общественной научной грамотности, которая, в свою очередь, представляет собой, вероятно, самый ценный инструмент для достижения здоровья и счастья, о чем я и буду говорить в этой книге.
Прошло уже достаточно времени, но о принятом решении я пока не пожалел.
Эта книга задумывалась как сборник простых ответов на самые распространенные вопросы о человеческом теле, поскольку мне часто приходится на них отвечать и на работе, и в личной жизни. Постепенно я стал задумываться о том, откуда берутся эти вопросы, почему нас заботит или, наоборот, совершенно не волнует работа нашего организма и как отношение к своему телу формирует наши привычки. В основе самых опасных явлений и жестокого обращения друг с другом лежит обычное невежество, которое, в свою очередь, берет начало в фундаментальном непонимании наших с вами различий, кроющихся в первую очередь именно в теле. Поднятые в этой книге вопросы часто возникали из-за любопытства к не самым важным деталям работы нашего организма, которые при внимательном рассмотрении оказывались вовсе не такими уж малозначительными.
Многие из моих ответов – это скорее истории о том, почему у нас нет однозначных ответов. Иногда интереснее всего узнать, почему мы этого не знаем, и смысл заключается в том, чтобы изучать вопрос, а не стыдиться того, что чего-то не знаешь. Здоровье – это баланс между принятием [заболевания] и контролем за ним.